Я все еще влюблен

– А что я мог ответить? В новую квартиру мы вложили все наследство, что досталось после смерти тещи. А расходы на семью все растут вместе с ростом детей. Положение мое сейчас еще более отчаянное, чем было пять лет назад. Тогда я думал, что уже испил до дна горькую чашу. Но нет. И хуже всего то, что это не временное затруднение. Я не вижу, как мне из этого выкарабкаться…

Все, что Маркс говорил, было для Энгельса неожиданностью. Он полагал, что, получив наследство старой Каролины фон Вестфален, переехав в новый, просторный дом на Графтон-террес, семья Маркса значительно поправила свои дела, что сотрудничество Карла в «Tribune» идет успешно и он регулярно получает гонорар, что вообще дела идут хорошо… А оказывается, тут опять все летит к чертям!

Он слушал, что говорил друг, и тяжелая волна гнева все выше подымалась в его груди. О проклятое время! О гнусная жизнь! Сколько прекрасных друзей молодости, боевых товарищей по партии, по революции они уже свели в могилу, лишили здоровья или искалечили нравственно. В позапрошлом году, едва выйдя из прусской тюрьмы, тридцати шести лет умер от туберкулеза Даниельс; в прошлом году, не выдержав тягот эмигрантской жизни, еще более молодым в Гаване скончался Веерт; на том острове, куда они плывут, лежит безнадежно больной туберкулезом Шрамм, ему тоже тридцать шесть… Слава богу, Мавр уже перевалил этот роковой возраст, но если и впредь ему придется столько сил отдавать борьбе за каждый фунт… Если…

В борт корабля резко и глухо ударила неожиданная сильная волна, и Энгельс, словно подхлестнутый ею, вырвал руку из руки Маркса и, досадливо ударив кулаком о ладонь, почти крикнул:

– Чего же ты молчал раньше?

– Какая разница – раньше, позже, – пожал плечами Маркс.

– Да хотя бы та, – Энгельс остановился и повернул к себе за плечи друга, – что недавно отец отвалил мне денег на покупку лошади, решил заблаговременно позаботиться о подарке ко дню рождения. Как назло, тут же подвернулась отличная коняга, и я, будучи совершенно уверен, что у тебя все благополучно, спокойно выложил за эту красивую скотину сто двадцать фунтов!

– Ну и прекрасно, и не жалей.

– Что ж тут прекрасного! – горячился Энгельс. – Ты со своей семьей бедствуешь в Лондоне, а я в Манчестере обзавожусь породистыми скакунами. Тьфу ты господи! А в прошлом году мы с Мери ездили в Ирландию, путешествовали…

Маркс положил ему руку на плечо:

– Но ты же не знал… И потом, тебе давно пора было приобрести хорошую лошадь. Что это за купец, – Маркс улыбнулся, – что за фабрикант без собственной дорогой лошади!.. Как ее зовут? Росинант? Буцефал?.. Кстати, а как звали лошадь Калигулы, которую он ввел в сенат?

Энгельс не был расположен шутить. Он энергично повернулся к Марксу и спросил:

– Сколько ты платишь за свою новую квартиру?

– Тридцать шесть фунтов в год. Вчера как раз исполнился год, как мы переехали.

Энгельс остановился, помолчал немного, видимо что-то прикидывая, и медленно, веско проговорил:

– Впредь ты можешь рассчитывать на пять фунтов стерлингов ежемесячно с моей стороны.

– Фридрих, спасибо, ты очень добр, – тихо ответил Маркс, – но я же прекрасно знаю, что ты сам далеко не богач. Где ты возьмешь такие деньги? Ведь если не ошибаюсь, пять фунтов – твое жалованье за неделю. А такие деньги, как те, что отвалил тебе твой старик, – это же случайность, старик, кажется, никогда не был щедр.

– Все это тебя не касается, – Энгельс взглянул в сторону исчезавших огоньков Брайтона. – Даже если я взвалю себе на шею кучу долгов к новому балансовому году – не важно. И вот что еще: эти ежемесячные пять фунтов не должны мешать тебе обращаться ко мне во всех трудных случаях особо. Договорились? Обещаешь?

– Обещаю, обещаю, – торопливо ответил Маркс и, словно опасаясь, как бы Энгельс, стоя на месте, не придумал чего-нибудь еще, в свою очередь, взял его под руку и легким толчком пригласил шагать дальше.

– Эти господа из «Tribune», должно быть, думают, – все еще негодовал Энгельс, – что они выжали тебя, как лимон, и могут приняться теперь за выжимание следующего.

– Нет, они так не думают, – усмехнулся Маркс, – какие основания у них так думать? Ведь они, не подозревая об этом, выжимали сразу два лимона – тебя и меня – и должны были бы удивляться и радоваться обилию сока в своем лимоне. Они и радуются, иначе тот же Дана не предложил бы мне писать для «Новой американской энциклопедии». Сейчас эта энциклопедия – моя единственная надежда.

– Работа не очень интересная в большей своей части, – поморщился Энгельс. – Но это может быть для тебя хорошим подспорьем, и я рад. Разделение труда остается у нас прежним?

– Да, ты продолжай писать на военную тему, а я беру на себя философию, экономику, право, биографии и тому подобные вещи.

– А как они намерены платить?

– По два доллара за страницу.

– Грабители! – Энгельс даже топнул ногой.

– Но это не главное, – с ухмылкой в голосе продолжал Маркс. – Они требуют, чтобы статьи были написаны основательно и кратко, так кратко, что, например, для статьи «Эстетика» Дана отводит мне одну страницу.

Энгельс расхохотался: