Я все еще влюблен

– Доктор Маркс, – начал он, пододвигая гостю кресло, – я эту неделю не только изучал ваш почерк, но и пытался постичь мысли, изложенные вами. Смею вас уверить, ваши мысли очень мне близки. Некоторые из них даже выписал. Я, например, всей душой разделяю вот эти ваши прекрасные слова о всемогуществе денег: «Они превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость… Деньги осуществляют братание невозможностей; они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу». – Хили перевел дыхание, взглянул на Маркса и воскликнул: – Замечательно сказано! Как после этого не понять желание всех людей, вероятно, и вас в том числе, доктор Маркс, иметь денег возможно больше…

Маркс оставался совершенно спокоен, ничем не выдавая своих чувств.

– Или вот вы пишете, – притворно доброжелательным голосом продолжал Хили: – «Если условия нашей жизни позволяют нам избрать любую профессию, тогда мы можем выбрать ту, которая придает нам наибольшее достоинство, выбрать профессию, основанную на идеях, в истинности которых мы совершенно уверены».

Хили подошел вплотную к собеседнику и с ласковой грустью взглянул ему в глаза:

– Доктор Маркс, если бы вы стали работать у нас, то – не сомневайтесь в этом – вы посвятили бы себя именно той профессии, которая придавала бы вам наибольшее достоинство, которая основана на истинах, не подлежащих сомнению.

Он вернулся к столу, на котором лежали разрозненные листы Маркса и его, Хили, выписки. Положил одну, взял другую.

– «Мы можем выбрать профессию, открывающую наиболее широкое поприще для деятельности во имя человечества, – читал он опять, – и для нашего приближения к той общей цели, по отношению к которой всякая профессия является только средством, – для приближения к совершенству».

Опустив листок, Хили тем же взглядом уставился на Маркса:

– Поверьте мне и здесь: работая у нас клерком, вы, доктор Маркс, наиболее успешно приближались бы к совершенству.

Маркс сохранял молчание.

– Наконец, вы пишете, – все изощрялся Хили: – «Тот, кто избрал профессию, которую он высоко ценит, содрогнется при мысли, что может стать недостойным ее». Я уверен, доктор Маркс, что по своим моральным и интеллектуальным качествам вы были бы вполне достойны своей новой профессии, но, увы, как это ни печально, – и тут голос Хили стал искренним, ибо сейчас он говорил правду, – мы не можем взять вас на службу, ваш почерк чрезвычайно неразборчив, и все говорит о том, что станет он еще хуже. Бюро не может рисковать.

– Мистер Хили, – как ни в чем не бывало, спокойно сказал Маркс, – я только сейчас вспомнил. Ведь я дал вам лишь очень старые образцы своего почерка, а сегодняшнего образца там нет – я все собирался написать несколько строк, да так и забыл…

– Как? – всполошился Хили. Он тотчас горько пожалел о своей глумливой тираде. А вдруг сейчас Маркс пишет сносно? А вдруг его все-таки можно взять на службу? А вдруг это не принесет ущерба бюро и его можно будет держать на привязи, этого монстра? – О доктор Маркс, пересядьте сюда, вот бумага, я вам сейчас продиктую.

– Это излишне. Я напишу сам. – Маркс взял чистый лист, что-то быстро написал на нем столбиком и протянул Хили. Тот нетерпеливо поднес лист к глазам, мгновение смотрел на него, потом с искренним огорчением вздохнул:

– Нет, доктор Маркс, сейчас вы пишете еще хуже, чем раньше. Я не могу прочитать здесь ни слова, – с нарочитым равнодушием он уронил листок на стол.

Вдруг мистера Хили охватило чувство, похожее на жалость. Молчаливость и сдержанность Маркса он расценил как робость. Строки, написанные им сейчас на чистом листке, показались ему последней отчаянной попыткой – это после таких-то насмешек! – получить место. Хили, пожалуй, даже сделалось немного неловко за свою издевательскую речь. Он испытал потребность какой-нибудь неофициальной фразой, житейским вопросом, интимной интонацией сгладить происшедшее.

– Доктор Маркс, – сказал он таким дружеским тоном, что Маркс почувствовал: сейчас должно случиться что-то очень смешное. – Доктор Маркс, после того как наш деловой разговор окончен, я хотел бы задать вам очень приватный вопрос… Мистер Маркс, вот вы уже сравнительно пожилой человек, жизнь ваша была нелегкой, к тому же вы очень много работаете умственно. Я же почти на пятнадцать лет моложе вас, жизнь моя всегда была обеспеченной и… – Хили поискал слово, – и незатруднительной. Наконец, признаюсь вам откровенно, я не люблю переутомлять себя умственной работой. При таких условиях, казалось бы, я должен был иметь роскошную шевелюру, а вы – не иметь ее. Однако в действительности, увы, дело обстоит наоборот. Вы очень ученый человек – чем вы это объясните? Как вы ухаживаете за своими волосами? Есть ли средство, которое могло бы мне помочь? Я бы не пожалел денег…

– Мистер Хили, – очень серьезно сказал Маркс, – я ошибся, когда писал о всемогуществе денег. Есть нечто, чего они не могут, например, – лысого сделать кудрявым. Я обязательно внесу эту поправку.