Я все еще влюблен

Он бегло скользнул глазами по статье и остановился на заключительных строках. Довольно большой предпоследний абзац статьи, в котором рассказывалось, как Энгельс возглавил налет восставших на цейхгауз, в газете был заменен всего одной фразой: «Энгельс произвел затем еще рекогносцировку в окрестностях и, передав пост своему адъютанту, удалился из Эльберфельда». Вместо боевой операции по захвату оружия – всего лишь рекогносцировка… Это сделал, конечно, Маркс, не желая давать врагам еще одну, и такую тяжелую, улику, думая о будущей безопасности друга. Упоминание об адъютанте заставило Энгельса улыбнуться. Ну какой там адъютант! Он сам числился адъютантом коменданта Мирбаха. А как величественно сказано: «удалился из Эльберфельда»… Даже в такой напряженной обстановке Маркс беспокоился не только о его безопасности, но и о престиже.

Он положил газету и взглянул на Даниельса. Откинув голову на спинку кресла, тот спал.

– Роланд! – негромко произнес Энгельс.

Осторожно встав из-за стола, он пошел к двери, чтобы позвать Амалию. Ее не сразу удалось найти. Она оказалась на кухне. Стояла у окна и судорожно прижимала к губам платок. Видимо, ее тошнило.

– Что с вами? – встревожился Энгельс.

– Ничего, ровным счетом ничего, – покраснела Амалия. – Сейчас все пройдет.

«Как же я не заметил раньше! – укоризненно подумал Энгельс. – Ведь это так естественно: год, как они женаты».

Узнав, что муж уснул в кресле, Амалия не удивилась:

– Он ужасно устал. У него сегодня была сложнейшая операция. Почти пять часов простоял у операционного стола.

В прихожей раздался звонок. Это был Маркс. В руках он держал две большие связки книг.

– Что это? – спросил Энгельс, после того как гость поцеловал руку хозяйке и обменялся крепким рукопожатием с ним.

– Часть моих книг. Всего будет томов четыреста. Хочу оставить их у Даниельса.

– Что это значит? Почему оставить?

– Где Роланд? Пойдемте в кабинет, там я расскажу все по порядку…

Узнав, что Даниельс задремал от усталости в кресле, Маркс решительно возразил Амалии, желавшей разбудить мужа:

– Ни в коем случае. Пусть спит. Нам он не помешает, а мы ему тоже.

В кабинете друзья сели на большой кожаный диван подальше от спящего Даниельса.

– Ну, как ты съездил? – нетерпеливым полушепотом спросил Энгельс.

– Съездил я неважно, точнее, просто скверно, – махнул рукой Маркс. – Осенью из поездки в Берлин и Вену, ты помнишь, я привез две тысячи талеров. И каких! Данных друзьями безвозмездно. А сейчас… В Хамме триста талеров пожаловали мне Хенце, в Гамбурге на пятьсот талеров расщедрился Фриш. Оба члена Союза коммунистов, но ни тот, ни другой не пренебрегли, канальи, письменным поручительством.

– И это все?

– Еще я пытался подъехать к Ремпелю. Ведь, кажется, не прошло и трех лет, как он носился с планом основания коммунистического издательства, с намерением опубликовать наши сочинения. А сегодня Рудольф Ремпель – человек с плотно застегнутыми карманами… Но все это, дорогой Фридрих, теперь уже не имеет большого значения.

– Как не имеет? – удивился Энгельс. – А на что мы будет издавать газету?

– Мы не будем больше издавать газету, – мрачно проговорил Маркс.

– В чем дело? – Энгельс невольно подался вперед.

– Дело, во-первых, в том, что, как и следовало ожидать, сегодня в редакцию и на твою квартиру являлись жандармы с приказом о твоем аресте за участие в эльберфельдских событиях. Дело, во-вторых, в том… – Маркс достал из внутреннего кармана сюртука сложенную пополам бумагу и протянул ее другу. – Это мне вручили вчера вечером.

Энгельс взял листок, развернул и прочитал:

«Королевскому полицей-директору г-ну Гейгеру, здесь.

В своих последних номерах „Новая Рейнская газета“ выступает все более решительно, возбуждая презрение к существующему правительству, призывая к насильственному перевороту и установлению социальной республики. Поэтому ее главный редактор доктор Карл Маркс должен быть лишен права гостеприимства, столь оскорбительно им нарушенного, а так как им не получено разрешение на дальнейшее пребывание в землях прусского государства, ему должно быть предписано покинуть таковое в течение 24 часов. В случае, если он добровольно не подчинится предъявленному ему требованию, он подлежит принудительному препровождению за границу.

Кёльн, 11 мая 1849 г.

Королевское окружное управление

Мёллер»