Я все нашел...

— А я и не шучу — предупреждаю. Ты здесь пробыла уже довольно долго. Когда выйдешь из кабинета, можешь забрать свои пожитки и отправляться домой. Вечером я свяжусь с тобой и мы обговорим кое-какие детали.

Одри гордо вскинула голову. Ее, обычно умеющую сдерживаться, сейчас переполняла ярость от самонадеянности, с какой босс возомнил, будто она кинется выполнять его приказы, не принимая в расчет, сколь неприятными и даже аморальными они могут быть.

— Вне зависимости от принятого мною решения теперь я могу считать себя уволенной… так ведь?

— Ба, смотри-ка, ты ухватила самую суть! — насмешливо произнес Филипп. — Портишь все, что тебе попадается под руку, зато в свободное время читаешь Платона. По словам Максимилиана, у тебя хорошие мозги. Но применения им ты найти не можешь. Ты наверняка никогда не думала, что ими можно воспользоваться на работе…

— Я не понимаю… — пролепетала Одри.

— А все потому, что ты ленива и неорганизованна, все время пытаешься изображать этакую простушку. Только со мной подобный номер не пройдет!

Одри не верила своим ушам, голова шла кругом от неприкрытых издевательств босса, и в то же время очень хотелось расспросить его, действительно ли Максимилиан столь лестно отзывался о ее мозгах. Но гнев пересилил любопытство.

— Если я могу считать себя уволенной, тогда мне тоже ничто не мешает высказать все, что я о вас думаю.

На лице Филиппа появилась злая ухмылка.

— Мне это начинает нравиться… Откуда ни возьмись у бесхарактерной особы прорезались острые зубки! Что ж, прошу. Только хочу предупредить, я отплачу той же монетой.

Стуча зубами от страха, Одри выпрямилась во весь свой маловпечатляющий рост и прошипела:

— Вы наверняка самый бессовестный и эгоистичный человек из всех, встречавшихся мне! Неужели вам не приходит в голову, что у меня могут быть возражения морального характера по поводу обмана милого старика, заслуживающего лучшего отношения от человека, которого он любит как родного сына?

— Тут ты права. Эта мысль не приходила мне в голову, — без тени смущения или раскаяния признался Филипп. — Принимая во внимание, что в настоящий момент ты стоишь на пороге судебного разбирательства за присвоение обманом вещей и услуг, меня весьма впечатляют твои разглагольствования на тему морали!

Одри вздрогнула и побледнела.

— С-судебного разбирательства? — запинаясь, в ужасе повторила она, уставившись на босса в надежде, что ослышалась.

2

Брови Филиппа поползли вверх, когда он заметил перепуганное выражение лица Одри.

— Разве ты не прочитала бумагу, которую я тебе дал? Дизайнер интерьеров Дебора Денисон подала на тебя в суд. Неужели ты ждала, что она проявит милосердие к клиенту, пользовавшемуся ее услугами без малейшей надежды суметь расплатиться за них?

Одри отрешенно покачала головой, внутри у нее все переворачивалось.

— Но я же предложила мисс Денисон выплату частями…

Филипп безразлично пожал плечами.

— Видимо, эта дама решила устроить публичный спектакль, чтобы отбить у других клиентов охоту забывать о расчетах с ней. И ты весьма подходящий кандидат на публичную порку, поскольку у тебя нет занимающих высокое положение друзей, готовых вступиться за тебя и нарушить ее планы.

— Но судебное преследование… — Насмерть перепуганная Одри едва выдавила из себя эти слова.

Ее наивность сыграла с ней злую шутку. Она заглянула в бумагу, которую все еще держала в руке, и увидела незамеченную ранее пометку мелким шрифтом под суммой своего долга Деборы Денисон: «Подлежит судебному разбирательству». От ужаса кровь застыла в жилах Одри. Эта леди прекрасно знала, что ее настоящим клиентом была Стелла, а Одри лишь озвучивала инструкции сестры.

— За обман, пусть и ради величия, как и за все остальное, нужно платить, — изрек Филипп.

— У меня путаются мысли, — пробормотала Одри.

— Соберись. Я вовсе не намерен потратить целый день, чтобы дождаться от тебя ответа! — холодно бросил он.

Одри посмотрела на него полными слез глазами и начала теребить зажатый между дрожащими пальцами носовой платок.

— Я не могу обманывать Максимилиана, мистер Мэлори. Я не смогу жить, если придется ему лгать. Это очень дурно.

— Ты проявляешь недальновидность и эгоизм! Помолвка с тобой — единственное, чем я могу порадовать Максимилиана. Какое ты имеешь право утверждать, что это дурно или аморально?

— Ложь — это всегда дурно! — Одри всхлипнула и смущенно отвернулась.

— Максимилиан даже не узнает, что это ложь. Он будет восхищен. Я рассчитываю оставить тебя с ним на Лазурном берегу на несколько недель при условии, что состояние его здоровья позволит мне покинуть старика на время, — решительно заявил Филипп.

— Я не могу… просто не могу! — Одри сделала болезненное усилие, пытаясь глубоко вздохнуть, и, пошатываясь, направилась к двери, едва различая сквозь слезы куда идет. — И с вашей стороны просто низость называть меня эгоисткой. Как вы можете?!

— Ради Максимилиана — с легкостью. Я загляну к тебе вечером, чтобы услышать ответ. К тому времени, думаю, ты примешь решение.