Я все отдам за тебя

— Ты же не дашь Хопкинсам забрать у нас Бинга, правда? — забилась я в истерике, не отрываясь от мужа.

Я конечно же не забыла Гила. Как можно? Он разбудил во мне неведомые чувства, когда я стояла на грани пропасти. Но Стив был и оставался моим мужем, моим мужчиной. Мы с ним столько прожили, столько пережили, столько всего вместе переделали. Я вышла за него юной девочкой и росла вместе с ним. Он такой родной, такой знакомый — и запах его тела, и прикосновение рук, и тонкие черты лица. Мне было все равно, что он не так привлекателен, как Гил, не столь умен и не слишком богат. Мне было все равно, что волосы его поредели, а глаза стали хуже видеть. Я любила его. Может, я обманывала себя, но я чувствовала, что он не только мой муж, он еще и отец Бинга, и место мне — рядом с ним, в его объятиях. Я прижималась мокрой щекой к его твидовому пиджаку и даже заплатки на его рукавах любила. Любила мужа больше, чем в дни нашей юности.

— Не отворачивайся от меня, милый, никогда, никогда! — умоляла я.

— Не отвернусь, родная моя.

Он вытащил из кармана носовой платок, высморкался и поцеловал меня.

Глава 19

Я сидела и перечитывала письмо, которое только что написала Гилу. Стив уехал в Брамфилд по делам, насчет продажи яиц, миссис Твист кричала на Винстона, призывая его прекратить дразнить одну из обитавших на ферме кошек. Утро выдалось пасмурное, дождливое и довольно холодное для середины сентября. Но для меня утро это было просто чудесным. Я чувствовала себя намного моложе, чем в тот день, когда вернулась с Руди и Хопкинсами из Бостона, и не только чувствовала, но и выглядела соответственно. Даже Стив сегодня утром бросил на меня взгляд и заметил:

— Знаешь, Крис, ты, по-моему, поправилась немного. Тебе идет. И свитер тоже к лицу. Погоди, вот только добреюсь и сразу поцелую тебя. (Что он и сделал, к нашему общему удовольствию.)

Только что мне позвонили с сообщением, что сэр Джон Риксон-Додд специально приезжал навестить Бинга и остался очень доволен результатами осмотра.

Теперь мы были на сто процентов уверены, что Бинг выкарабкается.

Я пребывала на седьмом небе, пробегая глазами письмо для Гила.

«Спасибо тебе, мой дорогой Гил, за телеграмму и поздравления. Полагаю, не только мы со Стивом, но весь персонал больницы ужасно рад, что все так обернулось. И еще хочу поблагодарить тебя за ту небольшую записочку, которую ты прислал мне из Генуи неделю тому назад. Раньше я ответить не могла, все время моталась между домом и больницей: дала миссис Твист недельный отпуск — старушка заслужила его! — вот и пришлось все самой делать.

Последние несколько недель кажутся мне кошмарным сном, вперемешку с чудесными моментами, как, например, в Италии, когда ты подобрал ключи и открыл для меня запертые двери, которые, я уж думала, мне никогда не отпереть. Думаю, что не стоит даже повторять, насколько я тебе благодарна — и Стив тоже — за эту фантастическую помощь. Бинг тоже в курсе, что обязан тебе жизнью, правда.

Без той фотографии ничего бы не вышло, я просто уверена. Поверь мне, я ни за что на свете не расстанусь с ней, пока жива.

Теперь о Бинге. Ты, наверное, хотел бы знать подробности, ведь я тебе всего несколько строк написала. Все идет хорошо, ему с каждым днем все лучше. Вчера, когда я ездила навестить его, он пребывал в отличной форме и уже начал немножко двигаться. Даже капризничает уже, что меня безмерно радует — он снова превращается в нормального ребенка.

Сначала Бингу пересадили кожу Руди, а потом этот чудесный человек, Риксон-Додд, взял у брата еще немного кожи с ног, про запас. Медицина в наши дни настоящие чудеса творит, правда? Теперь Руди может спокойно возвращаться обратно в Америку, а кожа его останется здесь, в Англии. До полного выздоровления Бингу еще далеко, и ему придется немало времени провести в больнице. Главное было избежать попадания инфекции, и врачи блестяще справились с этой задачей.

Доктор Блэк говорит, что своим выздоровлением Бинг обязан не только брату-близнецу, но и своему собственному настрою. Он терпеливо сносил все, что выпало на его долю, и верил в лучшее.

Что касается шрамов, то пластическая хирургия и тут на помощь придет; слава богу, лицо не задето.

Руди оказался на высоте. Процедура эта не слишком приятная, а мальчик он избалованный, но Руди проявил немало храбрости и был очень добр с Бингом. Как только ему разрешили вставать, он не вылезал из палаты Бинга. Не могу сказать, что они стали неразлейвода, потому что это не совсем так. Просто они превратились в хороших друзей, и у меня сердце радуется, когда я слышу, как они смеются над одними и теми же дурацкими шутками. Но Руди до мозга костей американец, и ему не терпится вернуться домой. Никакой сентиментальной чепухи вроде „я ни за что на свете не расстанусь со своим братом“. Мне кажется, что все это сказки. Они же не росли вместе, в этом все дело.