Я все помню

Да, возможно. Хоть чего-нибудь.

– Чтобы почувствовать себя иначе, чем в тот момент?

Да.

– Что-то вроде наркотика. Вы уже об этом говорили. Я имею в виду, что Боб был для вас наркотиком.

Да. Я хотела, чтобы он совершил поступок, от которого я почувствовала бы себя совсем по-другому. Действительно, как наркотик. В этом вы правы. Но он лишь оттолкнул мою руку и посмотрел на меня так, будто я была извращенкой. «Что ты делаешь? – спросил он. – Мы должны относиться уважительно к сложившейся ситуации». Боб все говорил и говорил. Как я могла желать секса через несколько часов после пережитого ужаса? Между ним и мной, казалось, опустилась стена. Контакт нарушился, Боб смотрел на меня взглядом, которым я сама гляжу на себя, когда думаю о прошлом. Это было унизительно.

То был необыкновенный прогресс. Мы продолжили говорить о том, что произошло в машине, как Шарлотта использовала Боба, чтобы не терзаться прошлым, но потом неизменно чувствовала себя хуже. Стимулятор, затем транквилизатор – в итоге она застыла на месте. Причем стимулятор терял силу, в то время как транквилизатор ее набирал.

Со временем потребность в стимуляторе возросла, и Шарлотта попыталась выторговать за секс любовь и расположение Боба. Спрашивала, чего еще не делала в постели, задавала вопросы о том, что видела в интернете. Сексуальные запросы у Салливана были весьма обширные. Если вы помните, Шарлотта в постели с ним не испытывала оргазма, хотя мысли об их интимной близости в ее голове приобрели навязчивый характер. В обмен на постель она получала слова, хотя поняла это только после нескольких недель наших сеансов. Как собака Павлова, у которой от звука колокольчика тут же текли слюнки. Этот колокольчик не приносил ей никакого удовлетворения, но означал, что вскоре принесут еду. А собака очень изголодалась. Но в тот вечер Боб правильных слов не нашел. Впервые за все время наркотик оказался совершенно бесполезным, и Шарлотта вернулась домой, пропитанная не только кровью дочери, но также унижением и ненавистью к себе. Именно в этот момент в нашу работу вмешалась синяя «Хонда Сивик».

Я очень отчетливо помню момент, когда узнал, что автомобиль вновь появился в наших краях и что его водитель арестован. Проведя целый день в Сомерсе, я возвращался домой. Мне не нравится слушать музыку за рулем. На мой взгляд, она провоцирует эмоциональные реакции, отвлекающие человека от мыслей, в то время как дорога домой – самое время основательно подумать над вопросами, которые мы перед этим обошли вниманием. Спортивные игры, в особенности динамичные, такие как баскетбол или хоккей, наоборот, стимулируют мыслительный процесс. Мозг то бешено работает, то погружается в хаос, в большинстве случаев создавая фоновый шум, помогающий сосредоточиться.

Я размышлял о пациенте, который в тот день был у меня на приеме. В тюрьме он отбывал пятилетний срок за незаконное проникновение в дом в городке Лайм. Сидел второй год и после трех лет надеялся выйти на свободу. Ко мне он обратился по поводу тревоги и депрессии. По опыту работы в Сомерсе я знаю, что это не более чем попытка заполучить психотропные препараты. Иногда я выписываю их из чувства сострадания, потому как пребывание в тюрьме приятным не назовешь. А в Фейрвью назначаю тем, кто переживает развод, теряет работу, оплакивает кончину кого-то из близких – словом, сталкивается с жизненной ситуацией, которая может полностью выбить человека из колеи. Конечно же, если придерживаться подобного стандарта, то заключенный, проведший десять лет за решеткой, заслуживает такого же сострадания, однако на практике мне приходится соблюдать предельную осторожность, когда речь идет о сочувствии к ближнему. Пациенты попросту перепродают полученные лекарства, а сами делают вид, что принимают их по назначению. Порой даже срыгивают уже проглоченные таблетки. После чего промывают их и перепродают поштучно. Другим просто нужно дать возможность приспособиться к новой жизни. Но принимать подобные лекарства десять лет нельзя. Пенитенциарная система не допустит этого по одной-единственной причине. Со временем к таким препаратам развивается привыкание, а никому не нужно, чтобы тюрьмы делали заключенных наркоманами.