Начальник отдела попытался было что-то ответить, но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел Александр. Деловой его костюм был наглухо застегнут, несмотря на жару, лицо украшала обаятельная улыбка.
– Что тут у вас, Валерий Фомич?
– Да вот, Александр Васильевич, Валентина Сергеевна просит десятидневную отсрочку по кредиту.
Александр с той же обаятельной улыбкой сел за столик прямо напротив Вали. Столик был узкий, и он оказался лицом к лицу с ней.
– Я не совсем понимаю смысл подобных обращений, – тихо заметил он.
Валя попыталась что-то ответить, но Александр ее перебил. Улыбка стала еще обаятельнее, а глаза – еще холоднее.
– …У нас банк, а не благотворительный фонд. И потом сумма не такая уж и большая, даже по провинциальным меркам.
Валентина кивала. Ей все сказали не слова Александра, а его глаза.
– Но возможно… – попытался вступить в разговор начальник кредитного отдела.
– …Невозможно, – тут же отрезал Александр. – Условия договора госпожа Головина читала. И она прекрасно знает, что следует делать…
Повисла пауза. Валя отвела глаза, чтобы не смотреть в это ставшее таким неприятным, даже гадким лицо. А Александр, выдержав паузу по всем правилам сцены, закончил:
– …Найти деньги и… заплатить. Не позднее указанного срока.
Валентина наконец подняла на него глаза. Теперь уже и в ее взгляде не читалось для Александра ничего хорошего. Вероятно, тот сразу это понял.
«Ну что ж, ты объявил мне войну… Я принимаю вызов. Не надейся, что я еще хоть раз к тебе за чем-нибудь приду… Ну разве что пощечину отвесить!»
Но внешне все выглядело благопристойно – кредитор повторил правила кредитования (со странными многозначительными паузами), а Валя несколько раз кивнула, чтобы показать, что она все поняла и сделает именно так, как предписывают эти самые правила.
И уже через двадцать минут Валя входила в квартиру Эсфири – та сегодня была дома. И, конечно, ей не пришлось долго рассказывать о сроке платежа и о том, что в кассе отеля, скажем так, совсем негусто.
– Эсфирь Лазаревна, а помните, вы мне когда-то говорили, что у вас есть знакомый ювелир.
Эсфирь была дамой ко всему привычной и потому просто пожала плечами:
– У каждой женщины должен быть знакомый ювелир…
– А он сможет… – Валя чуть помешкала, а потом все-таки продолжила: – Быстро продать драгоценности?
– Валечка, если вы хотите знать мое мнение, то нужно начинать с другого. Нужно поискать по знакомым, по друзьям. И собрать нужную сумму.
– Да не могу я каждому объяснять, зачем мне срочно понадобились деньги, да еще столько, – с досадой ответила Валя. – Как будто вы наш город не знаете… Завтра же поползут слухи, что я разорена. И это в лучшем случае.
Эсфирь кивала – действительно, слух о разорении можно назвать лучшим из всего, что может выдумать «общество» Камышинска.
– Ну хорошо… Я думаю, что тебе незачем продавать драгоценности. Можно их сдать под залог. Деверь моей свояченицы… Он очень хорошо знаком с одним владельцем ломбарда… Это очень известный, м-м-м, в определенных кругах человек. Он сможет точно оценить стоимость ваших драгоценностей. И держать язык за зубами.
– Сможет? – Валя взглянула на Эсфирь в упор.
– Ну… Вообще-то я знакома с этим человеком, – та игриво потупила глаза. – И могу вам сказать, что в нашем городе хранить чужие секреты не может никто, только Яков Моисеевич.
– Дорогой мой помощник, миленькая. Пожалуйста, познакомьте меня с ним. Срочно…
– Хорошо, пусть будет так. Я немедленно ему позвоню.
Валя благодарно улыбнулась. И сразу же заторопилась.
– Тогда я поеду домой, возьму все, что смогу ему передать. А оттуда сразу же к нему. Ну, если вы договоритесь о встрече. Наберите меня… Как только договоритесь, хорошо?
Эсфирь кивнула. Она все отлично понимала. Возможно, даже догадывалась, почему Валя не хочет обращаться к Александру. Ну или думала, что догадывается.
Валя уже убежала вниз по лестнице. И только тогда Эсфирь в сердцах проговорила:
– Ничего хорошего! Ты опять всех спасаешь, сама. И помощь ищешь не у тех…
Из машины Валя позвонила Кате. Младшая дочь, судя по гулким звукам, была то ли в лечебнице для зверей, то ли в приюте.
– Солнышко, ты прости, мне очень нужно с тобой поговорить…
Кате не понравился мамин встревоженный голос.
– Мамуль, что-то произошло?
– Ничего… особо страшного. Так, временные неприятности. Скажи, ты можешь мне одолжить дней на десять свои сережки?