Я всегда буду с тобой

Первые Катины воспоминания детства были туманными. Она с упоением вспоминала прекрасные выходные дни, полные счастья, когда она, еще совсем маленькая девчушка, помогала бабушке Федоре на кухне. Крепко сжимая в руках палку железного рогача, она засовывала в горячую печь пышное, почти живое тесто, которое через час превращалось в румяный и самый вкусный на свете хлебушек. Затем, с замиранием сердца, мысленно возвращалась в огромную полутемную спальню для девочек, где почему-то всегда было грязно и холодно, а в тумбочке копошились огромные рыжие тараканы. А потом из прошлого доносился самый строгий на свете голос воспитательницы Маргариты Петровны:

– Кто хоть раз пошевелится, немедленно будет поставлен на табуретку без трусиков!

И маленькая Катя, боясь нарушить этот дикий запрет, долго не могла заснуть оттого, что болели ее затерпшие ручки и ножки. А самым страшным кошмаром во сне была придирчивая «наставница», гоняющаяся за ней по спальне за то, что Катя повернулась на правый бок.

Поэтому, когда после выходных бабушка Федора отвозила ее назад в интернат, Катя со слезами на глазах умоляла старушку:

– Бабулечка, милая, пожалуйста, забери меня к себе в пятницу! Я тебе все-все сделаю, постираю белье, уберу, а вечером помогу довязать носочки, хорошо? Я же была послушная, правда?!

И снова целую неделю девочка мечтала о том, как подъедет на автобусе к родному селу Лозоватка и со всех ног помчится к дому самой доброй бабушки на земле Федоры Семеновны. Пожилой женщины, пустившей ее не только в свой дом, но и в свое сердце.

Много лет тому назад Федоре Семеновне не спалось. Она долго крутилась в постели, все думая о своей дочери Марии, которая вместе с семьей давно жила далеко от родных мест. Муж бабы Федоры к тому времени уже умер, вот она и прозябала одна в большом доме. Выйдя на пенсию, старушка целыми днями копалась в огороде, обхаживала немалую живность да приторговывала на рынке. Все ее денежные сбережения, которые Федора Семеновна годами старательно копила «на книжке», съела инфляция. А выжить на одной пенсии было уже сложно. Вот хозяйство ее и выручало.

В доме было тихо и невыносимо душно. Немного поворочавшись с боку на бок, Федора Семеновна встала, подошла к окну и распахнула его настежь. В лицо ударил свежий воздух, пропитанный нежным ароматом ночной фиалки и пряным запахом черной смородины.

Упоительно вдохнув, Федора Семеновна хотела вернуться в постель, но неожиданно услышала какой-то странный, приглушенный звук, похожий на писк. Затаив дыхание и прислушавшись, она с удивлением узнала знакомый каждой матери плач новорожденного ребенка. Не веря собственным ушам, пожилая женщина взволнованно прижала руки к груди и замерла. Но звук умолк. Затем, переведя дух, ребенок запищал снова. Баба Федора, не колеблясь, накинула поверх ночной рубашки халат и, прихватив фонарик, торопливо выбежала во двор. Звук вновь пропал. В полной тишине двора было только слышно, как в будке возится старый соседский пес. Выругав себя, баба Федора повернула обратно в дом. В это время опять отчетливо послышался детский плач. Федора Семеновна остолбенела. Это было даже более чем странно. Она никак не могла предположить, кто мог так поздно прогуливаться возле ее дома вместе с новорожденным ребенком. Да и не слышала, чтобы кто-то из ее соседок недавно рожал. Включив фонарик, старушка медленно пошла на звук. Каково же было ее замешательство, когда она увидела на скамейке возле забора маленький белый сверточек, откуда жалобно и протяжно, словно прося о помощи, плакал ребенок.

– Мать честная! – удивленно воскликнула баба Федора и, посветив фонариком, огляделась по сторонам. – Есть еще кто живой?!

Но вокруг не было ни души.

Подхватив сверток с младенцем, Федора Семеновна стремглав понеслась в дом. Развернув тоненькое одеяльце, она с изумлением увидела маленькую новорожденную девочку, которой, судя по еще незажившему пупку, не исполнилось и недели. Догадку подтвердила записка, лежавшая между пеленками: «Катя. Родилась 13 июля 1990 года. Люди добрые, помогите не пропасть дитю. А ты, дочка, прости меня, если сможешь. Я иначе не могу». Ребенок выглядел, мягко говоря, неважно. Девочка была худенькая, с тонкой синеватой кожей, ручки и ножки ее судорожно сжимались и неестественно дрожали. Наверное, она замерзла. Накинув на подкидыша теплое пуховое одеяло, баба Федора растерянно села на табуретку. Она все еще не могла сообразить, что ей делать, тогда как младенец нуждался в ее помощи немедленно.

Взяв себя в руки, Федора Семеновна натаскала из колодца воды и, хорошенько ее нагрев, налила в корыто. Добавив ароматный отвар ромашки, она осторожно опустила девочку в воду. Судя по тому, как малышка притихла, стало понятно, что это купанье в ее жизни первое. Чистую и отогретую девочку баба Федора аккуратно запеленала в свежую простыню и уложила к себе на кровать. Но уже через минуту она опять начала плакать. Причем так, как это делают голодные дети – требовательно и беспрерывно. Федора Семеновна совсем растерялась.