Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень

А на самом деле в «Шоу-Досье» у меня Танич был раз пять, не меньше.

Но однажды я решил сделать его сольную передачу и, приехав к нему домой планировать её ход, вдруг подумал, что и Лида – тоже поэт, и это даже интереснее, когда их будет двое. Кроме того, зная взрывной характер моего друга, я подумал, что Лида будет смягчать его резкость.

Я и предложил Таничу прийти вместе с Лидой. Уговаривать его не пришлось, он сразу согласился, а теперь, оказывается, я «нанёс ему самую большую обиду».

Кстати, передача с Таничем и Лидой получилась очень хорошая. Ему было о чем рассказать. Это сейчас так растиражировали его тюремную историю, а тогда, в 1991-м, никто об этом не знал.

Танич был человеком ревнивым. Ревновал к чужому успеху. Его какое-то время раздражала Лариса Рубальская. Он мне говорил:

– Она везде.

Я возражал:

– Вы тоже везде. Дня не проходит, чтобы с вами не было интервью либо в газете, либо на экране.

И вдруг он звонит:

– Ты знаешь, а я посмотрел, Лариска твоя вчера по телевизору интервью давала. Очень прилично. И такая она симпатичная. Зря я на неё бочку катил. А знаешь, у неё и песни достойные. Так ей и передай.

Я передал.

Иногда он ни с того ни с сего где-нибудь в интервью начнёт ругать Резника.

Потом говорит мне:

– А что я его ругал, сам не знаю. Он меня не трогает. Всё-таки он много хорошего написал.

На поминках у Шаферана он встал и сказал:

– Мы втроем, я, Дербенёв и Шаферан, считали: «Я всё-таки пишу лучше, чем двое остальных». И знаешь, – обратился он к вдове Шаферана, – по-моему, Игорь был прав.

Сидели как-то в японском ресторане. Давид, муж Рубальской, говорил тост о том, как тяжело быть мужем знаменитости:

– Думаете, приятно, когда говорят «муж Ларисы Рубальской»? Представляете, если бы Танич пришёл с женой, а его бы представили – муж Лидии Козловой.

На что Танич тут же ответил:

– Ну и что, когда мы идем с Путиным, все говорят: «Это президент Танича», и Путин не обижается.

Потом пошли в салон слушать музыку, и Танич, войдя в салон, тут же сказал: «Салон алейкум».

* * *

Как-то раз он спросил своего друга Вайнера:

– Аркадий, как это ты при своём здоровье решился стать во главе телеканала?

Вайнер ответил:

– Вот я и чувствую себя развалиной.

На что Танич тут же среагировал:

– Развалины, они значительно дольше стоят.

А вот тост Танича на моем шестидесятилетии:

– Дорогой Лион, ты человек особенный. Тебе удаётся всё. Я понимаю, что тебя знают все по телевизору, но откуда ты знаешь всех? Ведь здесь у тебя вся Москва. Просто крикну сейчас: «Хакамада!» – не зная, что это такое, и тут же встанет мужик и скажет: «Я!»

Я мог бы тебя и дальше хвалить, потому что ты человек, который способен другим делать хорошее, а это редкость. Но если я и дальше буду хвалить тебя, то что останется другим для тостов?!

Одна особенность – это твоя обидчивость. Ты обижаешься даже на тех, кто тебя хвалит. Вот здесь половина людей, которых ты не знаешь, еле с ними знаком. Они пришли только потому, чтобы ты на них не обиделся, что они не пришли. Они не знают, что ты всё равно на них обидишься – за то, что они пришли.

Дорогой Лион, обижайся на нас ещё долго-долго и будь при этом всегда прав и здоров. И помни: шестьдесят лет – это тот переходный мужской возраст, когда ещё очень хочется, но уже не так стыдно, если ничего не получится.

Обнимаем, целуем. Танич.

* * *

Однажды Танич сказал, что во всём подчиняется жене, что у него нет никаких прав, только ходить в магазин, – сделал паузу и добавил:

– Ювелирный.

Когда-то в начале 80-х судили спортивного журналиста Галинского. Его лишили работы, а теперь ещё и судили. Танич с ним не был знаком, но пошёл на суд. Ему нравился Галинский. После суда Танич подошёл к журналисту и, понимая его тяжёлое материальное положение, предложил ему денег.

Был случай: Танича подрезал на машине какой-то тип. И не только подрезал, но ещё и остановился впереди, не давая дороги.

Танич вылез из машины. Тот тип подошёл к нему, вынул красную книжечку и сказал:

– Я сотрудник КГБ.

Танич ответил:

– А я на тебя… – и дальше известные всем слова. После чего сел в машину и уехал. А тот тип остался стоять с открытым ртом.

15 сентября 2001 года мы отпраздновали 78-летие Михаила Исаевича.

Десять лет назад Танич сказал мне:

– Я совершенно не чувствую, что я старый. Я себя ощущаю сорокалетним.

И в свои семьдесят восемь он был так же весел, остроумен. Так же, как много лет назад, обижался. И так же быстро забывал обиды. С ним всегда было интересно. Он, конечно, мог обидеть, и не только меня, чаще всего Лиду. Но при этом всегда был готов на бескорыстные поступки. Ежедневно давал интервью. Ездил на концерты, снимался во многих передачах. Ум у него был всё такой же острый.

В 1992 году мы с Малежиком гастролировали в Израиле. В Иерусалиме к нам на концерт пришёл Феликс Камов. Малежик пел на сцене, а мы с Феликсом разговаривали в фойе.

Малежик пел «Провинциалку», про то, что провинциалка была в пальто вида партизанского, сшитом в её городе в ателье.

Феликс послушал и сказал: «Это стихи Танича».

По юмору догадался.