Я, Всеслав

Лика медленно повернулась ко мне. И тут впервые в жизни меня до костей продрало свирепым морозом ужаса: на лице её я увидел довольную, можно даже сказать, – счастливую улыбку. Ярослав куда-то исчез, растворился, сгинул – словно никогда тут и не появлялся. Мы остались вдвоём.

– Как же всё оказалось просто… – услыхал я. – Ты сам вытащил бесовскую железку из тайника! Сам… Всеслав.

В глазах у меня помутилось. Она знала! Знала всё с самого начала! Или… или не она?..

– Отдай его мне. Отдай сам. – Моя противница менялась. Дрожали, расплываясь, очертания тонкой девичьей фигурки, и на месте странной монашенки Лики появлялась совсем иная женщина – высокая, статная, коронованная нимбом золотистого света, в прямых и строгих одеяниях белого льна до пят, с прижатым к груди всесильным крестом.

Так вот кого они послали за Мечом!..

– Здравствуй, Хельга. Правда, Лика мне нравилась больше.

– Узнал… – она усмехнулась. – Лика… она хорошая. А для меня важно сходство не внешнее… Но мы отвлеклись. Так отдашь ли ты его сам?

Я молчал.

Мы никогда не встречались с тобой, Хельга – или, по-русски, Ольга, Ольга Святая, первой принявшая крещение, чей внук стал Равноапостольным… Ты умерла в 969 году от рождества твоего Белого Христа, ну а я, Всеслав, жил столетием позже, сойдясь в смертельной схватке с Ярославичами. Ты ушла Наверх – а я остался.

Не так уж сложно избежать и райской тоски, и адской скуки. Нужно лишь ЗНАТЬ.

Говорят, что и не осталось уже нигде нашей Нави, куда уходили наши предки, – всё подмял под себя Белый Христос, а в его небесные кущи мне как-то не хотелось. Равно как и в раздуваемый его подручными подземный огонь адских топок.

– Я так и знала, что ты не удержишься и ринешься защищать своих бесов, – беспощадные слова падали каменными глыбами. – Это оказалось просто, очень просто… Я пошла на это, потому что один лишь этот Меч, меч из глубин времен, когда Титаны ещё не были повержены, помогает держаться здесь таящимся врагам рода человеческого. Тот, чьё сердце полно любви, просил тебя отдать Меч добровольно. Мы и без того потратили слишком много времени на поиски.

– Ты убивала домовиков, банников, полевых, гуменников. Чем они тебя прогневали?

– Забыл, что все они – нечистая сила?

– Они никому не делали зла.

– Это только ты так думаешь, – она опять усмехнулась. – Ну так что, отдашь? Сколько ж веков мы не могли его добыть…

– Вы, всесильные, всеведущие, без чьего ведома ни один волос не упадёт?

– Не повторяй глупые сказки, Всеслав, – она поморщилась.

– А может, это ваше самоуправство?

– Не твоё дело. Давай Меч, – Ольга сдвинула брови.

Наверное, мне следовало торговаться. Но, как тогда, на берегу Немиги, когда, спасая войско, шёл по истоптанному снегу, шёл к целовавшим крест – «не будет тебе никакого вреда!» – Ярославичам, Изяславу, Святославу и Всеволоду, уже зная, что обманут и схватят, не мог отступить я и сейчас. Я, Всеслав. Всеслав Полоцкий, ещё в те годы прослывший первым волшебником и ведуном славянской земли…

– Нет. – Я поднял Меч. Не на женщину – но на Того, Кто стоял за ней.

* * *

…Их так и нашли. Немолодой крепкий мужчина, по документам – Алексеев Михаил Андреевич, без определённых занятий, единственный, кто жил в брошенной деревне; крепкий парень в брезентовой штормовке и невзрачная девушка, почему-то облачённая в одеяния из чистейшего белого льна. Раны запеклись, но оружия так и не обнаружили. Парня и девушку в белом как будто бы зарубили и как будто бы даже чем-то похожим на длинный клинок – а в мужчину словно бы ударила молния.

А во многих обителях треснули образа святой Ольги Киевской.

* * *

Прошла зима, и на низкой платформе почти полностью заброшенной станции Киприя, когда отошёл остановившийся всего на полминуты поезд на Москву-Бутырскую, остался широкоплечий, кряжистый мужчина лет тридцати пяти, что не перекрестился, проходя мимо местной церквушки.

В паспорте его стояло имя – Полоцкий Всеслав Брячеславович.

Предстояло отыскать Русский Меч.

Выпарь железо из крови…

Мы – русские; и с нами – Бог.

Генералиссимус, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский

Abudantas dispicite dissonas gentes: Indicium pavoris est societe defendi.[1]

Аттила, король гуннов, из речи на Каталунских полях

– Ты дома, пап?

Железная дверь, что сделала бы честь любому банковскому сейфу, медленно и бесшумно отворилась, повернувшись на тщательно смазанных петлях. Открылся обширный холл: морёный дуб на стенах, потолок с мозаикой, пол с выложенной среди дорогого паркета инкрустацией; в углу – ведущая на второй этаж вычурная лестница с резными балясинами, словно в купеческом терему. На стенах – несколько оригиналов Кинкайда, слащавого вида домики среди идиллического пейзажа, празднично и радостно освещённые изнутри.