Я вспоминаю...

Куда бы мы ни шли, Феллини разыгрывал мини-пьесы о людях, сидящих за соседним столиком в ресторане, или принимался обсуждать характерные типажи, замеченные на улице. Во время поездки на машине либо прогулки пешком попадались лица или типы, которые привлекали его внимание. Он постоянно за кем-то наблюдал, особенно любил смотреть на зевак, глазеющих на витрины магазинов на виа Кондотти. В Риме все, кто мог себе позволить, одевались на этой фешенебельной улице, а прочие приходили сюда просто поглазеть на витрины. Поскольку виа Кондотти была закрыта для транспорта, мы шагали прямо посередине. Феллини указал на несколько модно одетых парочек с яркими пакетами и свертками, перевязанными ленточками, от Валентине, Армани и Бул-гари. На виа Кондотти женщины с гордостью несли свои покупки, их содержимое было легким, но дорогостоящим. Вот Феллини выделил красивую молодую женщину в сопровождении пожилого спутника. «Он отнюдь не ее дедушка, — заметил он. — Она — его любовный трофей. Видите, как он ею гордится?»

Феллини продолжил: «Днем, гуляя по виа Кондотти, можно увидеть богачей, живущих своей жизнью «с пяти до семи». Очень богатые могут позволить себе «с пяти до восьми». Выходят на променад со «вторыми женами». Водят своих любовниц по магазинам, с покупками под мышкой останавливаются выпить по дороге вермут или чинзано. После этого возвращаются в «гнездышко», и в назначенный час они уже дома, ужинают с женой и детьми».

За углом с другой стороны дороги послышались чьи-то крики; Феллини обернулся и сказал с абсолютно ничего не выражающим лицом: «Шарлоттина, вы слышите? Знаете, откуда взялся этот шум? Это демонстрация протеста против Феллини. Те люди, с которыми я не встретился, те, которым не дал интервью. Они увидели меня с вами и спрашивают: «Почему вместо нас он дает его этой американке?»

Он приглядел пару хороших ботинок в витрине магазина Гуччи. «Выглядят удобными, правда?» — задал он риторический вопрос. Выглядели они более чем удобными. А еще ниже по улице, в витрине фирмы «Гермес» ему понравился бордовый кашемировый шарф. Прежде чем уехать из Рима, я купила этот шарф и подарила ему. Хотя он всегда утверждал, что совершенно безразличен к хорошим вещам и совсем не сентиментален, когда я наезжала в Рим и на улицах бывало достаточно прохладно, этот бордовый шарф почему-то часто оказывался на нем.

Регулярно обозревал витрины Феллини только на виа делла Кроче: там вид шоколадного торта мог заставить его замедлить шаг, а запах сыра — соблазнить. Восторгаясь масштабами и размахом торговли в супермаркетах по типу лос-анджелесских, он в то же время не слишком жаловал магазины, претендовавшие на статус «универсальных». Лишь тонкий гурман, утверждал он, мог обнаружить на прилавке лучший образец моццареллы, равно как и лучший пармезан; и совершенно исключено, чтобы тот же человек, взглянув на сердцевину дыни, мог определить, необходимо ли ее съесть сегодня или ей потребуется еще пара дней, чтобы дозреть до нужной кондиции.

Когда я собралась уезжать из Рима весной 1980 года, после нескольких недель, проведенных в беседах с Феллини, он сообщил, что хочет нарисовать мой портрет. Я выразила надежду, что ему это удастся, пока я еще в городе.

«Нет, — возразил он. — Я увижу вас лучше, когда вы уедете. Внутренним зрением. Я нарисую вас по памяти».

Несколькими днями позже рисунок настиг меня в Лондоне. К нему прилагалась записка, в которой чуть извиняющимся тоном он называл портрет «Шарлоттины» «одной из моих забавных, неприкрашенных карикатур». Он мне понравился. Феллини увидел меня такой, какой я видела себя сама, за одним исключением: он нарисовал меня в золотых цыганских серьгах. Никаких подобных серег в его присутствии я не надевала, к тому же вообще их не ношу,

Я позвонила поблагодарить его и сказать, что портрет пришелся мне по душе. Потом спросила, зачем он пририсовал мне золотые серьги.

«Вы их носите внутри себя», — ответил он.

Я пошла и купила себе пару серег.

В свой последующий приезд в Рим, по дороге на встречу с Феллини, я проходила мимо его любимой кондитерской, и меня заинтриговал вид одного торта, особенно после того, как я обнаружила, что это был torta di polenta. Поддавшись порыву, я его купила.

Когда я протянула его Феллини, он заметил, что polenta torte звучит как «нечто из долгоиграющего вегетарианского ресторана». Затем со смаком его съел. А мне было приятно сознавать, что я смогла хоть что-то открыть Феллини в Риме. Я попросила его по приезде в Нью-Йорк тоже найти для меня что-нибудь новенькое. Он пообещал приехать в Нью-Йорк и добавил: «Я уже вынашиваю эту идею».