Я вспоминаю

Повсюду - в торговых кварталах, в тихих улочках- продолжается мытье и чистка. Солнце провело границу по каждой улице: одна сторона освещена, другая в тени. Едва заметная дымка, легкое дрожание воздуха обещают жаркий полдень.

Моя мать еще не одета. В наших двух комнатах на улице Пастера идет уборка. На подоконниках проветриваются матрасы, в ведрах плещется мыльная вода. И вдруг -два звонка у дверей. Анриетта свешивается из окна.

- Боже мой, Гийом!

Она кричит, не успев запахнуться:

- Сейчас спущусь!

Она творит чудеса. У нее отрастает десяток рук. Она распихивает неизвестно куда все, отдаленно напоминающее о беспорядке, хватает свой шиньон, прикалывает его при помощи шпильки, меняет фартук, усаживает меня получше.

И вот она внизу. Улыбается:

- Вот это сюрприз!.. Ты приехал без жены, Гийом?

Здесь триумф Гийома будет полным. Он - житель столицы, владелец магазина на Новой улице, одетый так, как не посмеет одеться ни один льежец.

Потому-то он и выбрал для первого визита дома Анриетты, что знает: она оценит и от ее взгляда не ускользнет ни одна великолепная подробность.

- Садись, Гийом. Не обращай внимания на беспорядок. Если позволишь, я сейчас...

Она летит на площадь Конгресса. Объясняет бакалейщику:

- Мне на двадцать пять сантимов настойки. Это для моего деверя, он приехал из Брюсселя.

В доме никогда не бывает водки, вина, ликера. Кому-нибудь другому предложили бы чашку кофе, вечером- кусок торта. Но Гийом - дело иное.

- Будьте добры, сухих пирожных. В этом доме Гийом может обозреть пройденный им путь и насладиться своим могуществом.

- Скажи, Анриетта, ты мне доверишь на часок вашего малыша?

Он - богач, чуть ли не американский дядюшка, снизошедший до простых смертных.

- Боже мой, Гийом, я уверена, что у тебя на уме какие-нибудь безумства.

- А как же иначе! А как же иначе! Он уводит меня за руку. Я пока еще ношу платьица. Мы переходим через Арочный мост, и все встречные, должно быть, думают так: "Вот идет брюссельский дядюшка. Сейчас малыш племянник с того берега Мааса получит от него какой-нибудь сюрприз".

Мы входим в "Новинку". Глядя на нас, барышни-продавщицы, наверно, шушукаются: "Это брат Дезире, деверь Анриетты. Сейчас он купит племяннику подарок".

От нафабренных усов Гийома исходит смешанный запах парикмахерской парфюмерии и только что выпитого аперитива. Меня ставят на прилавок из светлого дуба. Здесь отдел трикотажа. Меня раздевают - а ведь все эти барышни знают, что мать никогда бы не позволила раздеть меня прямо в магазине.

Гийом, наверно, тоже об этом догадывается. Но он из Брюсселя, в церкви не венчался и не боится шокировать окружающих: для него это изысканное удовольствие.

Я влезаю в первые в жизни штанишки. Их оставляют на мне.

На улице Пастера мама высматривает нас из окна. Едва мы подходим к дверям, они тут же отворяются.

- Боже мой, Гийом!

Она улыбается, хотя в душе готова расплакаться. Лепечет:

- Ты хотя бы сказал дяде Гийому спасибо?

Он уходит, как актер, исполнивший свой номер и удаляющийся под гул аплодисментов. Дядя отмочил недурную шутку, и я убежден, что сам он это отлично понимает и испытывает демоническое удовлетворение, выслушивая поток маминых благодарностей.

Мы снова идем в кухню, мама со слезами раздевает меня. Она плачет оттого, что Гийом с макиавеллиевским коварством купил мне костюм красного цвета, а я ведь посвящен деве Марии. Это значит, что до седьмого года жизни я должен одеваться только в голубое и белое.

Вся "Новинка" видела меня в красном. И улица

Леопольда тоже! Я прошел через целый город, выряженный в кричащекрасный костюм.

На меня вновь натягивают платьице. Я успел сделать пи-пи в новые штанишки, и мама тщательно их стирает, сушит на солнце, гладит.

Заметно? Или незаметно?

Возвращается Дезире.

- Приехал твой брат Гийом. Он потащил ребенка в "Новинку" и купил ему красный костюм.

- Как это на него похоже!

- Попытаюсь обменять. К сожалению, он уже... Штанишки рассматривают.

- Нет,- утверждает Дезире,- уверяю тебя, ничего не заметно.

Продавщицы в "Новинке" не удивились, когда в три часа пополудни появилась моя мама со свертком.

- Бедненькая Анриетта...

- Представь себе, Мария, малыш наделал в... Но по-моему, совсем незаметно. А вдруг они все-таки скажут...

- Дай сюда!

Мария Дебёр отправляется испросить у господина Бернгейма разрешение принять назад покупку. Господин Бернгейм разрешает, даже не взглянув на вещь. Напрасно они волновались. Напрасно за десятью прилавками переживали эту драму и страдали из-за нее.

- Что ты возьмешь взамен?

Размышления. Долгие колебания. Какую жгучую проблему поставил этот непредвиденный капитал! Материю на фартуки? Простыни?

Мы возвращаемся с небольшим свертком глазированной шуршащей бумаги, по которой большими буквами идет надпись "Новинка". Что там внутри, я не знаю.

Во всяком случае, не мой первый костюм.

Я рассказываю тебе, малыш Марк, об этом случае потому, что с тех пор он не раз повторялся и такие истории доставляли мне немало огорчений.

К сожалению, все поступки делятся на пристойные и такие, какие не принято совершать, чтобы не опуститься.