Его жена Тамара, с которой он не имел интимных отношений уже более пяти лет, совершенно случайно обнаружила одну из его кустарно изготовленных книг, тщательно запрятанную под диванными подушками, обернутую в обложку с невинной надписью «Квартальный отчет» и уложенную в папку с завязанными тесемками. Она пришла в ужас от картинок, где не только цинично изображался половой акт в самых невероятных позах (Анатолий пошел дальше маркиза де Сада — у него фигурировал не только анальный и гомосексуальный секс, но и секс с животными), или половые органы крупным планом, но и кровь лилась рекой или изображались садистические акты, вплоть до совокупления с изуродованным трупом или с отрезанными половыми органами.
На следующий день Тамара прибежала ко мне, принесла эту книгу и сказала: «Доктор, мне теперь страшно находиться с мужем под одной крышей, я боюсь за дочь».
Обладая определенными художественными способностями, Анатолий изобразил на этих картинках свою жену и дочь. Сходство было несомненно.
Они женыты 23 года, и Тамара даже не подозревала, что муж столь кровожаден и так её ненавидит. Она полагала, что у них неплохие психологические отношения. Тамара младше его на 9 лет, ей в то время было 43 года. Она, как говорится, женщина в полном соку, и была бы не против продолжения сексуальных отношений. Когда у Анатолия появились проблемы с эрекцией, то она решила его не травмировать и сказала, что ей уже секс не нужен. Ей казалось, что муж спокойно отнесся к этому.
За последние годы он сильно изменился по характеру, но не по отношению к ней, а преимущественно к молодым коллегам и подчиненным. Анатолий осуждал девушек за мини-юбки и открытые блузки (как та лисица из басни Крылова, для которой зелен виноград), а молодых людей за адюльтер и безнравственность. Он стал выступать на собраниях с гневными обличительными речами в адрес неверных супругов или разведенных коллег. Анатолий был инициатором тщательного рабора любой анонимки (в те времена они были популярны и могли серьезно попортить человеку карьеру), и при нем анонимщики разгулялись вовсю. В общем, портил жизнь своим молодым подчиненным как мог.
Тамара не раз уговаривала его не волноваться, когда муж приходил с очередного партсобрания, пыхтя от возмущения, и потом у него повышалось давление. Она успокаивала его, но не связывала непримиримость мужа с утратой потенции. Ей казалось, что муж просто стареет, и как многие пожилые люди, брюзжит по мелочам.
Она никогда не изменяла ему и не собиралась изменять. Бедная женщина недоумевала, почему муж изобразил её на своих картинках совокупляющейся с другими мужчинами — то с отрезанной головой, которую она же сама держит в руках, то с отрезанными гениталиями. Партнеры жены имели устрашающий, гориллоподобный вид, с яростно перекошенной физиономией и в чем-то были похожи друг на друга. Сами гориллоподобные мужчины тоже изображались расчлененными или занимающимися оральным сексом с животными или друг с другом (кстати, сам Анатолий ни разу не фигурировал на этих картинках).
Тамаре удалось уговорить мужа прийти ко мне на консультацию только под угрозой развода и разоблачения на работе.
Когда Анатолий впервые вошел в мой кабинет, — я была удивлена. По рассказам его жены я ожидала увидеть желчного пожилого мужчину, страдающего от своих комплексов и сексуальной неудовлетворенности, а увидела номенклатурного работника довольно высокого ранга, с типичным обликом, выражением лица и манерой поведения. Едва переступив порог, он приказным тоном объявил, что мы не будем обсуждать ни его «книгу», ни тему секса, а будем говорить только о том, как ему восстановить отношения с женой, которая его явно избегает, не остается с ним наедине и перебралась из их спальни в другую комнату. Я пообещала, что мы не затронем тем, на которые ему не хочется говорить, но не потому, что испугалась «большого начальника» — в то время таких высокопоставленных пациентов у меня было немало, — а потому что иное отношение не способствовало бы психологическому контакту.
Первое время Анатолий на приеме вел себя так, как привык общаться с секретаршей и подчиненными. Но грош мне цена как психиатру, если я не сумею устновить контакт с пациентом.
Честно признаюсь, я не испытываю симпатии к представителям номенклатуры, как бывшей, так и нынешней. Мне антипатичны их самодовольный вид людей, облеченных властью, уверенность в своей избранности и своих исключительных способностях, якобы благодаря которым им удалось добраться до номенклатурных высот (уж я-то знаю, какими именно способностями они их достигают), пренебрежительное отношение ко всем, кто не входит в круг «избранных», попытки руководить мной и лечением, даже если этот ответственный работник лечится от алкоголизма, и многое другое. Но когда человек сидит в моем кабинете по другую сторону стола, я оставляю свои симпатии и антипатии дома. В моем кабинете они просто пациенты, независимо от их социального положения.