Я выложу душу

Мы – мученики, жертвы, палачи,
Всё в нас, увы, объединилось.
Бывает: «Караул! Нас бьют!» – кричим,
А сами бьём, врагу не снилось.

Мы молча терпим, когда нас гнетут,
И униженья стойко сносим,
Но все садисты среди нас растут,
Мы любим их и превозносим.

Мы жертвы рабства собственной души,
Той, что о Боге забывает,
Что затерялась далеко в глуши,
Где с сатаною пребывает.

Божественного духа палачи
Средь нас живут и процветают.
Несправедливость видя, мы молчим
И рады, если убивают.

На что надеемся, чего хотим,
Мы, кажется, увы, не знаем,
Когда на мерзости вокруг глядим,
Их с безразличьем осязаем.

Не видя ничего вокруг, слепцы,
Коль и не слышат, – погибают.
Всё это говорили мудрецы.
Жаль, что словам их не внимают.

Воспоминания

Есть Сухая Орлица – речка на Орловщине,
И деревня именем названа её,
Нет вокруг больших лесов, лишь поля есть с рощами,
Там прошло далёкое детство всё моё.

На самой окраине домик стоял маленький,
Две ракиты старые и высокий клён,
Колыбелью был моей этот домик старенький,
А ракиты с клёном тем сердце взяли в плен.

Уж полвека минуло, как тот дом покинул я,
Как не видел клёна я и старых ракит.
И не знаю, почему на меня нахлынула
Память этих прошлых лет, видно, вдаль манит.

Видно, вспомнить прошлое, что прошло, торопится
Воскресить в душе моей и её согреть
Тем, что в жизнь мою больше не воротится,
Потому что впереди ожидает смерть.

Потому что от неё никуда не денешься
И с собой из прошлого вряд ли что возьмёшь.
Правда, оттянуть её ты ещё надеешься,
Потому что песни есть и ты их поёшь.

О том старом домике и о речке Орлице,
Об отце, о матери, о друзьях своих,
С кем учился и дружил в школе у околицы,
И о детских радостях маленьких своих.

В осеннем лесу