«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Автор понимал, на кого он замахивается, и потому провел предварительное расследование, познакомился с бухгалтерскими документами, поговорил с рабочими, ремонтирующими квартиру, получил доступ к накладным, видимо, воспользовался доверительной информацией от недоброжелателей начальника ОРСа из числа его сослуживцев. Имя одного из них – секретаря партбюро – он впоследствии раскрыл в письме в обком партии.

Последние слова фельетона должны были стать сигналом для городской прокуратуры для возбуждения уголовного дела по факту публикации. Она, однако, не спешила переходить к активным действиям. Прокурор Булошников сообщил о начале расследования, и только. У него могли быть на это свои резоны: ждал указаний от областной прокуратуры; не обнаружил в поведении героя фельетона ничего криминального; не захотел ссориться с руководством азотно-тукового завода, знал, на кого можно руку поднимать, а на кого нельзя.

Директор завода увидел в публикации прямые нападки на предприятие, а значит, и на себя самого. Тем более приказ о премиях, выплаченных без законного основания, подписывал директор. К тому же он очень не хотел терять ценного работника. Энергии А.Т. Семченко было не занимать. Он даже в областную прокуратуру дважды съездил – хлопотать о прекращении дела[212]. Так или иначе, но М. Дугадко в прокуратуру повесткой вызвали, допросили и отпустили, не оформив подписки о невыезде. Опасения А.Т. Семченко подтвердились. Министерство химической промышленности освободило Дугадко от работы на азотно-туковом комбинате – и он покинул город.

Михаил Данилкин такого поворота событий не ожидал. Он был готов к гонениям, к острой бескомпромиссной борьбе, но с заранее предрешенным исходом: арестом Дугадко, примерным наказанием его покровителей, соответствующим постановлением горкома, наконец. Ничего этого не было. Горком молчал и, вопреки правилам, не сообщал в областную газету о принятых мерах. Видимо, наивному М. Данилкину знающие люди объяснили, что к чему: у Дугадко всюду – и в Молотове, и в Березниках – свои люди; ничего не выйдет; отступись. М. Данилкина эти рассуждения крайне возмутили. Он не хотел выглядеть беспомощным и смешным:

Меня искренне не только встревожило, но и кровно обидело, как коммуниста, отдавшего бескорыстно все свои лучшие годы служению партии и Родине, твердо сложившееся мнение у честных людей – кадровых рабочих, инженеров, партийных работников и т. д. – о том, что «с Дугадко ничего, никто и никогда не сделает. Он сила. У него повсюду имеются рука и твердая поддержка»[213].

Нельзя сказать, что М. Данилкин полностью отверг мнение своих собеседников. Он извлек из них иные выводы: не поможет Молотов – поможет Москва. Михаил Данилкин пишет в ЦК. Копию направляет в Молотовский обком. Письмо это, датированное 18 июня 1948 г., в пермском архиве обнаружить не удалось. Судя по иным документам, М. Данилкин в нем включает «тему Дугадко» в более широкий контекст, называет покровителей и задается вопросом об общественных причинах этого явления. При каких условиях мог подвизаться на руководящей должности жулик, ловкач и пройдоха? Почему его терпели в социалистическом индустриальном городе?

Из ЦК письмо, по всей видимости, переправили в обком с указанием «разобраться и доложить». В Березники поехала комиссия, в которую вошли областной прокурор, работник обкома и представитель газеты «Звезда», готовить вопрос для бюро обкома. Тогда же «Звезда» опубликовала редакционный материал «Медлительный прокурор и бойкий Дугадко». В этом фельетоне приводились данные ведомственной ревизии в ОРСе, вновь упоминалось о незаконно полученных премиях. Дугадко без обиняков был назван преступником. Однако газета целилась в иные фигуры: