«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

В газете М. Данилкина ценили. Редактор «Звезды» Б.Н. Назаровский безжалостно вычеркивал излишние красивости из присланных текстов, но, как правило, подписывал в печать, в обиду корреспондента не давал, в официальных бумагах аттестовал сугубо положительно. В личном деле М. Данилкина сохранилась справка для бюро обкома, датированная маем 1950 г. В ней, кроме прочего, содержалась рекомендация ответственного редактора:

Редактор газеты «Звезда» тов. Назаровский рекомендует тов. Данилкина как инициативного, квалифицированного журналиста, умеющего остро ставить злободневные вопросы партийной и производственной жизни. Тов. Данилкин систематически работает над повышением своего идейно-политического уровня. Является молодым писателем, в 1949 г. издана его книга «Девушка из Ленвы»[149].

Звание «молодой писатель» вряд ли устраивало партийного журналиста. Его литературные амбиции устремлялись к иным горизонтам. Он в 1948 г. представил в Молотовское книжное издательство рукопись романа «Новоселье» – первую книгу будущей тетралогии. «За этим произведением должен следовать роман “Радость”, затем будет “Земля” и “Товарищ комиссар”. Я хочу провести героев через самые различные жизненные положения, показать длительный период их жизни»[150]. Рукопись отдали сначала одному редактору, затем другому. За четыре года собрали девять рецензий. Отметили, что «книга может сыграть роль в коммунистическом воспитании молодежи», но вот только язык ее ужасающе беден: «Много слов, не несущих никакой эмоциональной нагрузки»[151]. В общем, над текстом нужно много работать. М.Т. Данилкин недоумевал, почему издательство не спешит выпустить в свет столь нужную и полезную книгу, подозревал интриги, происки враждебных сил, небрежность в отношении к нечиновным писателям: «Рецензии получены. Долго их писали. Ну что же в них? Наверно, опять одна брань да поучения? Я ведь еще не совсем признанный»[152].

Дело, однако, обстояло проще. Молотовское отделение Союза писателей влачило в те годы жалкое существование. Вернулись в Ленинград и в Москву эвакуированные литераторы[153]. В годы войны они взяли под свой контроль и местное отделение Союза писателей и областное издательство. «С приездом ленинградских писателей инициатива литературной жизни города перешла в их руки», – жаловался товарищам по перу председатель местного отделения Союза писателей Б. Михайлов[154].

Местные цензоры пропускали в печать то, что в столицах вряд ли можно было опубликовать: очень личные воспоминания Лилии Брик о Маяковском «Щен» и др. В столице знающие люди обратили внимание на молотовский либерализм. 19 марта 1943 г. было принято специальное постановление ЦК ВКП(б) «О работе Молотовского областного издательства». Были сняты с работы секретарь обкома по пропаганде, уволены главный редактор издательства, заведующий сектором печати обкома. «Постановление ЦК ВКП(б) является правильным. В Молотовском издательстве имелись крупные недостатки. За 1942 г. из 87 изданных наименований 8–10 книг были недоброкачественными, а брошюры авторов: Бриг (так в тексте. – А. К., О. Л.) – “Щен”, “Иван Грозный”, Берхина “Отечественная война 1812 г.” – политически вредными. Безусловно, за плохую работу издательства я несу полную ответственность», – писал Н.И. Гусарову бывший секретарь по идеологии[155].

В журналах «Большевик» и «Партийная жизнь» были опубликованы соответствующие статьи, в которых Молотовскому книжному издательству ставилось в вину «разбазаривание бумаги на выпуск бессодержательных и никому не нужных книг»[156].

Сотрудничество с местными литераторами столичным писателям также наладить не удалось.

«Я и сейчас со всей ответственностью скажу, что некоторые ленинградцы и москвичи не помогли пермской организации, а наоборот», – жаловался спустя годы бывший секретарь местного отделения Союза писателей[157].

Местным литераторам оставалось только жаловаться по инстанциям: «Если молотовские организации оказывали некоторое внимание ленинградским писателям, жившим в Молотове, то сейчас пора позаботиться и о коренных молотовских писателях»[158].

«Коренных», впрочем, осталось мало. Принимать в Союз новых литераторов местные отделения не имели права[159].