Я выжил

– А-а. Да, – только и успел ответить парень, теряясь и смущаясь перед командиром.

– Ты погорячился. Твоя контузия оказалась очень сильной. И лишь потому, что организм молодой…

– Командир, – решительно оборвал Ваху Аслан, – я в порядке. А вот Хамид уже никогда не встретит рассвет.

– Я понимаю твой гнев, мой мальчик. Но не забывай. Всех нас по жизненному пути ведет Всевышний. И только он решает, кому из нас и когда покинуть этот мир. Наверно, пришло время Хамида! Что касается пленного руса. Мы устроим показательную казнь. Отрежем голову как свинье, снимем на видео и отправим его их командирам. Вместе с головой. Если хочешь, то казнить собаку можешь сам, как друг Хамида!

От представленной картины Аслану стало не по себе. Отрезать голову человеку? Да как такое можно сделать? Конечно, он слышал об этом. И даже знал, что здесь, в отряде Вахи, подобное творят часто. Не зря за командиром, пользующимся подобной славой, велась постоянная, непрекращающаяся охота со стороны федералов. Но чтоб вот так! «Хочешь, сам отрежь»!

– Нет, командир, – пытаясь не облевать Ваху, ответил Аслан. – Я еще не готов к подобному.

Лудаев пожал плечами.

– Смотри. Отомстишь за брата!

– Нет, не могу, – пробормотал Аслан, чувствуя, что комок рвоты постепенно подкатывается все ближе к горлу. – Извини, командир.

– Иди, мой мальчик, – Ваха успокаивающе потрепал Аслана по волосам. – Отдохни. Через пару дней смерть твоего брата будет отомщена.

Лудаев улыбнулся и, дав понять, что разговор окончен, оставил Аслана наедине со своими мыслями. Как только командир скрылся за углом барака, парнишка упал на колени и его вырвало.

Медленно поднявшись на ватные ноги, парень побрел к лазарету. Сейчас ему не до мести. Но он обязательно отомстит.

Добравшись до кровати, Аслан рухнул на нее как подкошенный. Ноги и руки дрожали, как после большой пьянки. В чем дело? Почему такое с ним случилось? Не-ужели он слабый и жалкий? Неужели ему не суждено отомстить за отца и Хамида?

– Нет, – зашептали непослушные губы, обманывая уходящий в небытие мозг. – Нет, я смогу.

* * *

– Илюша, ну как ты там?

Мама склонилась над лежащим сыном, промокая его вспотевший лоб помятым носовым платочком, который она нервно комкала в руке. Сначала Илья ее совсем не узнал. Мама сильно постарела. Паутина морщинок окутала родное лицо. Уставшие и покрасневшие глаза с едва различимым укором смотрели на сына, задавая немой вопрос: «Ну, как же ты так, сынок?»

Мама с нежностью провела ладонью по горячей щеке сына и снова прошептала:

– Как ты, сынок?

– Мамуль, ты? Что с тобой? – ответил Илья, глядя с тревогой на вмиг постаревшую женщину. – Что с тобой случилось? Ты на себя не похожа.

Мама тоскливо улыбнулась и прошептала:

– У нас все в порядке. Как ты там?

– Да у меня тоже вроде бы как все в порядке, – замялся Илья. – Вот, приболел малость. Но это ерунда. Скоро поправлюсь и к вам приеду. Комбат обещал отпуск дать. Так сказать, за боевые заслуги!

Мать снова печально улыбнулась и проговорила:

– Возвращайся скорее. Мы тебя очень ждем.

– Конечно. Как батя? – попытался перевести разговор Илья.

– Папа тоже скучает. Приболел он, вот и не смог прийти.

– А что с ним? – насторожился Илья.

– Да сердце что-то пошаливает, – тоскливо ответила мама. – Переживает за тебя. Ведь с тех пор как ты уехал, ни письма, ни весточки. Порадуй старика. Напиши.

– Мам, да не грузись. Я напишу. Обязательно напишу.

Внезапно образ матери стал медленно растворяться. Илья протянул руки, пытаясь остановить ее. Однако сделать это у него не получилось. Знакомый образ так и растаял в ночной прохладе.

– Я вернусь, мама. Я выживу, – прошептал Илья в пустоту. – Я обязательно вернусь…

Разбудил Пушкарева ночной холод. Голова уже почти не болела, но вот спина все еще давала знать о себе приступами сильной боли, возникающей при резких движениях. Однако теперь Илья был уверен на все сто процентов, что это обычный ушиб, который рано или поздно пройдет, не оставив и следа. И хотелось надеяться, что сие приключится не поздно, а как можно раньше. Ведь на нем все заживало как на собаке. В детстве разбитые коленки и ссадины от беганья и лазанья по деревьям, в юности синяки после драк со сверстниками, в учебке ушибы, полученные на изнурительных тренировках. Вот и сейчас подобные мелочи совершенно не пугали Пушкарева. Сейчас он отлежится, и все пройдет! Единственное, что сильно напрягало, – отекший глаз. Шишка была добрых размеров. По крайней мере, так Пушкареву казалось. А фраза «синяки украшают мужчину» всегда вызывала в Илье приступы обиды. Неужели отекшая щека или синющий мешок под левым глазом может кого-то украсить? Бред какой-то. Неужели девчонкам нравятся убогие и покалеченные? Ерунда.