Я забуду тебя завтра... (СИ)

Эта наука поддавалась мне с такой лёгкостью, будто я родился с окуляром в руке. Я поглощал учебники каждую свободную минуту, отпечатывая слова в памяти, а совместная работа с Захаровым начала приносить прибыль и менять моё мировоззрение. Война перестала быть утратой сотен душ. Она стала бизнесом. Прибылью. Счёт пополнялся с изрядной стабильностью, но тратить деньги было некуда. Со временем я приобрёл себе и жилье, и машину, а жизнь так и была пустой.

Но война закончилась. Мы стали принадлежать только себе, и это начало пугать. Проработав с полмесяца в больнице Мовы санитаром, я ушёл и открыл свой первый клуб на том самом участке земли, где появился на свет. Не знаю почему я решил выкупить его и снова отстроить на нём гнездо похоти. Может, потому, что ничего другого не знал? А может, потому что это место только для этого и должно быть пригодно. Не имеет оно права получить успокоения.

И теперь она здесь. Такая невинная и чистая. В её глазах я видел какую-то надежду, просьбу, мольбу. И восхищение. В ней не было ни капли вранья, притворства или жажды наживы, выгоды. В ней была только она. И мне так хотелось получить от жизни что-то хорошее, светлое, не испорченное. С любой другой я бы воспользовался моментом и забрал бы что мне так любезно предлагают, но была сделка. Девчонка должна быть нетронутой во всех смыслах этого слова, но попробовать-то я могу? Не обязательно брать всё и сразу. Можно откусить немного, а остальное забрать позже…

И как только эта мысль уложилась в голове и приобрела формы, девчонка стала мне неинтересна. Да, она красива, я видел фотографии где на ней не было всех этих увечий. Видел записи её выступлений. Её красоте могли бы завидовать богини, но какой в этом смысл, если всё так доступно? Просто приходи и бери. А это уже приелось. Когда имеешь дело с легкодоступностью каждый божий день, от неё начинает тошнить.

Но что-то мешало мне уйти. Словно прилип к месту и смотрел на эти губы. На раны, полученные в лесу и в плену, и хотел снова убить всех, кто причинил ей такую боль. Она ведь такая маленькая, такая хрупкая, нежная. Хоть и дерзкая. Разве можно обидеть такое создание? И если я поддамся ей, то не принесу ничего, кроме очередной боли. Имел ли я права на это? Я не знаю. Но могу. Я могу растоптать её окончательно, забрать всё, что захочу и даже больше, а на утро и имени не вспомнить.

Но я должен уйти пока не поздно. Должен оставить её в покое, а вместо этого тянусь к щеке и провожу пальцем по бархатной коже. Она такая же мягкая и приятная как и на вид.

Глупая. Закрывает глаза, покусывая потресканные губы. Накручиваю шёлковую прядь и запускаю в них всю пятёрню. Приближаюсь к манящему рту… Почему так тянет к ней? Сколько у меня сейчас женщин? Кажется, пять. Каждая из них искусна в постеле и удовлетворяет меня полностью, но эта девочка… этот одуванчик… Я хочу отыметь её до звона в собственных ушах от её крика. И поверхностное дыхание на моих губах только сильнее подстёгивает к действию. Безумно хочется сдаться. Хочется почувствовать её ладони на себе. Вдыхать этот запах молодого и полного жизни тела.

Я хочу довести её до исступления…

Но вместо этого я собираю все свои жалкие остатки разума, отпускаю девушку и ухожу. Кретин. Ей же только сегодня исполнилось восемнадцать, и что ты собирался сделать? Испортить её собой? Осквернить своими грязными руками? Вспомни кто ты! Жиголо. Сын шлюхи. Такие девушки не для тебя.

— Постой! Куда ты?

Снял пальто и вышел за дверь, так и не ответив, а хотелось. Мне хотелось слушать её голос. Такой мелодичный и нежный. Только из-за этого я до сих пор не заставил её молчать. Он словно мёд растекался по жилам и ласкал слух, и хотелось ещё, ещё и ещё… с самой первой минуты, когда она выскочила на дорогу к нашим машинам. Меня словно гвоздём прибило с первым же словом. Столько эмоций, столько музыки в её голосе. Ей не балериной надо было быть, а…

Наконец-то выскочил на улицу и закурил, но мысли и не думали проясняться. Взъерошил волосы, с силой дёрнув их при этом. Какой же я идиот. Её чистота и взгляд испуганной лани настолько вскружили мне голову, что я чуть не нарушил сделку. Было же ясно оговорено, что вернуться она должна нетронутой. Какого чёрта я тогда пускаю слюни как мальчишка?

Посетовав на собственную недальновидность, вернулся обратно в клуб и прошёл в свой кабинет. Работа себя не сделает, а в данном случае мне ещё и поможет, но девчонка не лезла из головы. Когда первый приступ ярости прошёл, и я всё-таки усмирил свою ненависть к ней, то почувствовал жалость. Невинные люди не должны страдать так, как пострадала эта девушка. Я всеми силами пытался помочь ей. Оживил в памяти все знания, но только N-13 могло помочь мгновенно. Однако девчонка отказывалась принимать препарат, и только сейчас до меня дошло почему. Только сейчас я понял каким именно способом Кубрынин заставлял её танцевать. Этот ублюдок не гнушался пичкать её им и ломать ей кости как только они заживали. Снова и снова. На Рине не было ничего без перелома. Рёбра, пальцы, кисти, ключицы.