Я забуду тебя завтра...

— Ты вернулся! — прошептала моя девочка, вынимая из уха наушник и смотря на меня полным искренней радости взглядом.

— Вернулся.

Поцеловал мягкие губки, позволяя ей развернуться, и убрал выбившиеся из хвоста локоны у лица. Чтоб я сдох! Как же она прекрасна! Моя маленькая фея.

— Я соскучилась! — целует меня в ответ и обнимает за шею, а я буквально купаюсь в теплоте её светлых, голубых глаз. — Сегодня занятий не будет, и я решила потратить время на спальню. Пора уже избавиться от этого белого цвета, а то как в морге.

В морге. Да.

Я ведь могу её потерять сегодня. Пересадка сердца часто приводила к смерти пациента, потому что только этот орган способен гонять кровь по венам. И он безумно сложный своим строением и своей хрупкостью. Один повреждённый сосуд, одна маленькая ошибка, и моей девочки не станет, но если тот хирург этого не допустит, я действительно подарю ему свободу.

— Иди ко мне, Котёнок.

Крепко сжал её в объятиях, утыкаясь в волосы и чувствуя мягкость гибкого тела. Мрачные мысли пробуждали в груди боль, тоску и чёрный страх оказаться снова в том холоде, что был до неё. Да я ненавидел её по началу, пока не увидел что передо мной просто испуганная до ужаса девочка, а не потенциальная убийца моего лучшего друга, но своим теплом эта самая девочка изменила всё. Маленькая хрупкая малышка оказалась настолько сильной, что смогла приручить такого как я.

— Что случилось, Илюш? Что-то плохое?

— Нет, Котёнок. Даже наоборот. Я нашёл тебе хирурга, и всё готово для пересадки. Мне осталось только привезти тебя.

Лишь спустя минуту я почувствовал её медленный кивок, и изящные ручки обняли меня крепче, стягивая в кулачках ткань кофты, и только сейчас понял насколько мой страх остаться без неё силён. Я заставил её выбрать меня. Я всё устроил. Я готов пойти на сделку с ублюдком только ради того, чтобы она жила. И это я сейчас заставляю её ложиться на операционный стол и довериться какой-то твари.

— Я могу увидеть донора перед операцией? Он ещё жив?

Я посмотрел Марине в глаза, задаваясь вопросом зачем ей это, но увидев в них надежду, не стал спрашивать. Это нормально — желать знать что до конца жизни в тебе будет частичка хорошего человека, а не убийцы или насильника.

— Частично. Он получил ранение под Горноустьем и сейчас лежит в коме, но не в этом городе. Увидеться с ним не выйдет, прости.

Она нахмурилась.

— Но ведь из комы люди могут выйти.

— Не всегда. Его мозг мёртв, и это уже не исправить. Всё, что его держит живым, лишь аппарат жизнеобеспечения.

Удивительно, но она понимающе кивнула, будто сознавала что возвращаться там уже не к чему, будто разделяя моё мнение, что без нейронов в голове наши тела всего лишь бесполезные отходы.

— Хорошо, но у нас ещё есть время? Нам же не обязательно ехать прямо сейчас?

Я понимал почему она медлит и сам этого хотел — побыть рядом ещё чуть-чуть. Ещё одно мгновение. Ещё один лишний час. Ещё один вздох.

— Не обязательно.

Она радостно кивнула и провела ладонями мне по плечам и груди.

— Тогда я хочу снова испытать нашу новую кровать на прочность. Вчера мне показалось что она немного скрипит.

— Уверена, что нужно проверять именно её? Я бы проверил это кресло.

Кивнул на бежевое недоразумение, подвешенное под потолком в углу, и начал пробираться под майку. Склонился к ямочке на шее и прижался к ней губами, возбуждаясь уже от того, что её пальчики спешат разделаться с моим ремнём.

В лабораторию мы, конечно же, попали лишь к вечеру. Я не мог насытиться своей кошечкой, не мог отпустить её и после. Ласкал тело, терзал губы, и всего было до безумия мало. Времени было мало.

Я не хотел думать о плохом, но знал каковы шансы на самом деле. Несмотря на то, что донор отлично подходит Марине по всем показателям, есть риск отторжения органа иммунной системой и не только спустя месяц или два, но и спустя годы. У нас с ней могли быть в запасе как вся жизнь, так и всего десять лет, которых мне, опять же, чертовски мало. И я ненавидел себя за это. Ненавидел, что принял решение за неё, что ей вообще приходится проходить через это, потому что моя девочка не должна была знать этого страха и боли. Она должна была добиться своей мечты и стать счастливой ради меня, а вместо этого я видел как она кусает губы и борется с собственными нервами в стерильной палате.

Сел на койку, где она лежала уже в больничной пижаме, и взял её руку, чтобы коснуться ещё раз.

— Всё будет хорошо, Котёнок. Думай о том, куда мы полетим отдыхать после, хорошо?

— Мы куда-то полетим?

Я улыбнулся и кивнул.

— Обязательно. Чуточку солнца тебя должно порадовать.

Она улыбнулась со слезами на глазах и сжала мои пальцы крепче.

— Спасибо что ты у меня есть. Ты показал мне какая должна быть забота.

Не выдержал и поцеловал дрожащие губки, пытаясь хоть немного успокоить её.

— Ты показала мне больше.

Но в этот момент явилась Амелия, прерывая нас и действуя мне на нервы. Не знаю почему я её так невзлюбил, девчонка действительно не виновата в том, что папаша решил укрепить связи с нами таким старым как мир способом, но я не мог воспринимать её не иначе, как помеху.