Я захватываю замок

Увы! Судя по ответу Саймона, я напрасно радовалась своей находчивости.

— Мудрая маленькая ведунья, — тихо проговорил он.

И беседа, как ни в чем не бывало, перетекла в другое русло: автомобиль остается отцу… если понадобится, можно в любое время заглянуть в Скоутни… Я в основном молчала. Мои мысли крутились вокруг другого: вдруг я ошиблась? Ошиблась непоправимо?

Мы встали. Саймон плотно завернул меня в плед и попросил высунуть руку.

— Сегодня не зеленая! — Он с улыбкой сжал мои пальцы.

— Саймон, знаете, — запинаясь, начала я, — мне бы очень хотелось посмотреть Америку. Только при более благоприятных обстоятельствах.

Коттон медленно поцеловал мне ладонь.

— Я расскажу о них, когда вернусь. — И быстро зашагал вниз по склону.

Вскоре на аллею выехал автомобиль. Налетевший порыв ветра сорвал с деревьев жухлую листву и метнул ему вслед — сухое шелестящее облако словно пыталось догнать Саймона Коттона.

Я поступила правильно. Он не хотел на мне жениться. Просто поддался секундному порыву, как тогда с поцелуем в день летнего солнцестояния. Опять смесь глубокой симпатии ко мне и тоски по Роуз.

Такова участь отражения в игре «зеркало», в которую все мы играли… Роуз с Саймоном, Саймон со мной, я со Стивеном, а Стивен, вероятно, с противной Ледой Фокс-Коттон. Скверная игра. В ней ранишь своего напарника по-настоящему. Наверное, и Леда страдает. Правда, до ее мучений мне нет дела.

Господи, ну почему Саймон до сих пор любит Роуз? Ведь с ней у него так мало общего, а со мной — так много! Душа рвется в Скоутни. С радостью помчалась бы вслед за машиной с криком: «Согласна, согласна!» Всего несколько часов назад я горевала, что ничего для него не значу, — и вдруг вот она, мечта! Сама плывет в руки.

Конечно, со мной он был бы… доволен жизнью. Только этого недостаточно. Не скромным «довольством» хотела я его одарить.

День угасает. Мне почти не видно букв, пальцы окоченели. В прекрасной тетради, переплетенной в голубую кожу, осталась одна страничка; да мне больше и не понадобится. Я не собираюсь вести дневник дальше. Выросла. Неинтересно рассказывать о себе. Лишь из чувства долга сегодня дописала историю Роуз. И свою неожиданно завершила…

* * *

Господи, какой бред! Что я жалобно оплакиваю? Саймон жив-здоров, нам оставляют машину, квартиру! У Стивена тоже небольшая квартирка в Лондоне. Он так удачно прошелся с козами перед камерой, что в следующей картине ему доверили роль со словами. Если я остановлюсь в квартире Коттонов, то смогу иногда с ним гулять. Буду к нему очень очень добра — строго по-сестрински, конечно. Нас ждет чудесная зима! Тем более отец так весел. Или же бодряще свиреп. Кроме того, на свете тысячи людей, о которых можно написать, а главное, они — не я…

* * *

Бесполезно делать вид, будто я не плачу, потому что я… плачу.

* * *

Ну вот, вытерла глаза. Уже лучше.

Вероятно, размеренная семейная жизнь — и правда, тоска зеленая.

Опять лжешь! Это рай, седьмое небо!

Осталась половина странички. Может, исписать ее «Люблю, люблю, люблю»? Как отец гуляющими зайчиками. Пожалуй, не стоит. Даже разбитое сердце — не повод впустую тратить хорошую бумагу.

В кухне горит свет. Сегодня вечером я понежусь в ванне у очага, поставлю пластинку… Впрочем, музыка уже играет. Топаз включила граммофон на полную громкость (возвращает отца с небес на землю — иначе его к чаю не дозовешься). Издалека слушать приятно. Стравинский. «Колыбельная» из «Жар-птицы». Музыка будто спрашивает: «Куда идти? И чем заняться?»

Иди-ка, милочка, пить чай — год назад ты такого не пила. Жизнь теперь намного лучше.

Над полями клубится туман. Почему летом туман кажется романтичным, а осенью наводит тоску? И в день летнего солнцестояния поднимался туман, и когда мы ехали навстречу солнцу…

Саймон обещал вернуться.

Вот и закончилась страница. Место осталось лишь на полях.

Я люблю тебя. Люблю. Люблю.