Национальный Фонд спорта (НФС) был создан для финансирования российского спорта, сидевшего в те годы на голодном пайке. Его президентом стал некий Борис Федоров (не путать с министром финансов России в правительстве Черномырдина). У НФС была еще одна, не афишировавшаяся задача: копить средства для будущей предвыборной кампании Ельцина. Фонду дали право беспошлинного ввоза алкоголя и табака, но с ограничением: в размере, соответствующем бюджету спортивных мероприятий, дотируемых НФС.
Благородно, но, как выяснили наши сотрудники, полученные фондом налоговые льготы на алкогольные и табачные изделия, ввезенные под популярный хоккейный турнир на приз газеты «Известия» 1993 года, примерно в 60 раз (!) превышают бюджет соревнования.
Я приказал возбудить уголовное дело и работать по нему без оглядки на возможные связи подозреваемых (Федорова и его сотрудников).
Связи были серьезные, серьезней не придумаешь, и через некоторое время, когда в НФС начались обыски и допросы, мне позвонил знаменитый теннисист и тренер Ельцина Шамиль Тарпищев.
Он начал длинный монолог, посвященный тому, как много делает НФС для развития российского спорта, какие порядочные и пользующиеся доверием руководства люди там работают, как сотрудники Управления мешают нормальной работе фонда и т. д., и т. п.
Я предложил: «Шамиль Анвярович, вижу, вы очень глубоко погружены в тему и хорошо ее знаете. Прошу вас завтра в 12 часов приехать ко мне на допрос в качестве свидетеля».
Тарпищев был большим спортсменом, и реакция его была мгновенной:
— Да что вы, Евгений Вадимович. Я ведь только со стороны вижу, как они работают, так, в общих деталях. А вообще — не в курсе.
Положив трубку, я стал ждать следующего звонка, прикидывая, от кого он будет.
Следующий звонок, как и предполагал, был от Коржакова. Он, как многие из участников революционного движения, сделал за несколько лет блестящую карьеру и превратился из телохранителя Ельцина на общественных началах в начальника Службы безопасности президента в звании генерал-майора и вообще «особу, приближенную к императору». Его влияние на Ельцина быстро росло, и с этим росли его аппаратные возможности и аппетиты.
Посмеиваясь, он спросил:
— Жень, что это мне говорят, что твои ребята фонд спорта прессуют? А вот шеф (так Коржаков называл Ельцина в частных беседах) о нем хорошего мнения.
— Саш, сам всё проверил. Правильно ребята дело возбудили.
— Ну, тебе виднее.
Следующий звонок был от и. о. генерального прокурора Ильюшенко.
— Евгений Вадимович, почему каждый раз, когда президент дает какой-либо организации льготы, ваши сотрудники начинают эту организацию преследовать?
Надо заметить, что Ильюшенко преувеличил: конечно, не «каждый раз» это случалось, хотя и не единожды.
— Потому, Алексей Николаевич, что каждый раз, когда какой-нибудь организации предоставляются льготы на благие цели, ее начинают втягивать в незаконные операции.
— Хочу напомнить, что Генеральная прокуратура имеет право истребовать это дело и принять его к своему производству.
— Конечно, имеет такое право.
— В таком случае информирую вас, что Генеральная прокуратура приняла решение принять это дело к своему производству. Передайте материалы дела моему заместителю Гайданову.
— Вы сначала пришлите официальный запрос, а мы будем действовать по закону.
Запрос Генеральной прокуратуры поступил в тот же день. Всё было понятно и оттого невесело.
Начальник Следственной службы Жмячкин, мужчина нрава весьма крутого, лично отвез все материалы и швырнул их Гайданову. Дело тот, конечно, закрыл. Но жизнь быстро подтвердила, кто был прав. При дележе финансового пирога НФС во время предвыборной кампании Ельцина в 1996 году Коржаков и Федоров вконец рассорились. Вот как описывает ситуацию один из сотрудников Службы безопасности президента — Валерий Стрелецкий: