Сначала, в основном, доставали трупы. Иногда, что уж греха таить, и выкупать приходилось эти трупы. Всякое было. За банку тушенки, за комплект формы, за разное. Самый большой обмен у нас был — на бензовоз. За двух или трех офицеров бензовоз отдали. Этот обменный фонд обеспечивал как раз командующий. И командиры любые за своего бойца не считались. Технику давали, вертолеты по первому требованию. Ну и с той стороны тоже помогали, хотя мы старались этим не увлекаться. Выкуп там мог быть условный: «Скажи, где мой брат? Живой или мертвый? В какой тюрьме содержится?» — это тоже выкуп.
Когда решили вывести группировку из Чечни, мы задержались — выходили последними, и даже не совсем вышли, остались там два человека, вот они натерпелись больше всего. Выходили колонной тыловой, охрана не очень серьезная. У нас два компьютера — по тем временам ценность немалая. Кроме нас, только у командующего и начальника штаба было по компьютеру. Наверно, у МВД, у ФСБ тоже. На этих компьютерах у нас вся информация: о местах захоронений и местах содержания пленных, о людях, с которыми мы общались, кто что покупал, кто что продавал — практически агентурная и оперативная информация. Мы очень боялись, что она попадет не к тому, к кому нужно, и я попросил у вас разрешения уничтожить компьютеры.
Вы разрешили. А как уничтожить? Позвонили в Москву, нам посоветовали: стукните по системному блоку и по блоку памяти молотком — и достаточно. Мне ребята звонят: «А где этот системный блок, где память-то эта расположена, в каком месте? Мы обычные военные, мы в этом не понимаем». Приняли революционное решение: положили гранату в этот компьютер, дернули за веревочку — результат оказался надежным. Потом пришлось всю информацию восстанавливать — через месяц или два пришла команда продолжить.
12 мая 1997 года Черномырдин и Масхадов подписали Соглашение между правительством Российской Федерации и правительством Чеченской республики Ичкерия о сотрудничестве и подготовке условия для заключения полномасштабного договора между РФ и ЧРИ. В Соглашение по нашей инициативе был включен пункт 3: «Завершить необходимые мероприятия по розыску и освобождению всех насильственно удерживаемых лиц, а также работы по опознанию и захоронению погибших».
Для решения проблемных вопросов с той стороной (у них действительно людей пропало больше) в конце мая 1997 года я отправился в Чечню. Три года там не был. Прилетели в Ханкалу. Нас встретили руководители военной группировки и представители президента и правительства в Чечне Валентин Власов и Георгий Курин. Разместились в «штабной квартире» временной рабочей группы. Утром поехали в Грозный. В памяти был нормальный, живой, еще мирный южный город (из которого, правда, пришлось срочно и непросто эвакуироваться). Теперь же — руины и пожарища, нищета и горе. Чувствовал ли я свою долю вины за это адское преображение? Честно говоря, не очень. Понимал, что город и его жители стали жертвами решений, принятых помимо меня, и применения Дудаевым и его военными классической тактики партизанских действий — подставить под удары мирное население и получить за счет этого как политические преимущества, так и расширение мобилизационной базы.