— Ваше величество, вы слепы как крот, — сказала я, ловя кусачих чертиков во взрослых глазах моего друга-мальчишки. — Надо быть полным олухом, чтобы до сих пор не заметить то, что вам суют прямо-таки под нос. Надо быть глухим, чтобы не услышать подсказки. Разуйте глаза, не будьте остолопом!
Он смотрел. В лице его ничего не менялось. Три монетки упали в бронзовую чашу, три и не более того.
— Эй, ваше величество, — забормотала я с беспокойством, — неужели вы поглупели с годами? Неужели вы были наблюдательнее, когда ходили пешком под стол?
Глаза его были будто затянуты пленкой: наверное, он видел мои губы, брови, лоб и волосы, оценил, вероятно, белизну зубов — но меня он не видел, это было так неожиданно и странно, что я растерялась.
— Да посмотрите на меня! И перестаньте скалиться, когда вы улыбаетесь так глупо, как сейчас, мне хочется отвесить вам пощечину…
Еще три монетки. Весы заколебались, но до равновесия было далеко.
Я запнулась, не зная, что ему говорить; Темран смотрел на меня в упор, по-прежнему улыбался и по-прежнему не видел.
Песок вытекал скорее, чем нарождалось мое смятение.
— Ах ты урод, — сказала я в сердцах. — Да как ты смел втравить меня в свое идиотское игрище? Ну ладно, эти дуры хотят стать королевами, как будто кто-то им позволит… Но я-то, мне то чего здесь надо?! Спрячьте зубы, бессовестный обманщик…
Песок истек, и уравновесились — в последнюю секунду — чаши. Темран потер руки, будто от удовольствия, и кивнул церемониймейстеру.
— Девица Санна испытание прошла, — проскрипел тот.
Понурив голову, я пошла прочь — в парк, где утирали слезы подобные мне счастливицы.
Его бдительность выдвинул ящик стола и вытащил оттуда пачку писем, перевязанную ленточкой.
— Что это?
— Те самые сто слов… Признания, которые красавицы всего королевства сочиняли для его величества. Всего сто девять. Среди них ваше… Хотите, угадаю, не глядя на подпись?
— Я пошутила, — сказала я. — Это игра.
Ригодам надел очки и вытащил из пачки одно письмо — наугад. Развернул.
— «Кровь прилипла к моей голове, и с криком «Умираю!» я молча упала к ногам моего короля без чувств… Он смотрел на меня своими глазами».
— Вы хотите сказать, что девушки, которых свезли сюда со всего королевства, вполне заслуживают насмешки? Она им полезна, вроде как своевременный клистир?
Ригодам посмотрел на меня поверх очков:
— Вам пора спать, принцесса. Время, украденное у сна, безжалостно к девичьим лицам.
Мы сидели на краю пристани, позади были порт, город и дворец, впереди — море и все, что ждало меня впереди.
Вода покачивалась под причалом. Чмокала, будто целуя поросшие водорослями сваи.
— Я вернусь, — говорила я в сотый раз.
— Через десять лет? — горько спрашивал Темран.
— Может быть, я окажусь бездарная в учебе, и они меня отпустят через семь лет, — предполагала я.
Мне было жаль уезжать, но в то же время я хотела ехать. Я болтала босыми ногами над водой, внутри меня было тепло и пусто, Темран сидел рядом, весь какой-то маленький и жалкий.
— Когда человек приезжает через десять лет, это все равно, что уехать навсегда, — сказал он наконец.
Тогда мне показалось, что он говорит глупости.
Испытания делались все абсурднее: нас заставляли прыгать в мешках, кусать яблоко, привязанное на веревочке, поедать жареного цыпленка без помощи рук, стоять на голове; после каждого такого конкурса претенденток в королевы делалось все меньше. Чтобы понять, по какому все-таки принципу Темран отбирает девушек (ведь не пожирательницы цыплят его, в самом деле, интересуют!), я присматривалась к тем, кто остался, а они присматривались ко мне.
Все они были в чем-то милы, а в чем-то неприятны. Все они любили его величество, и всем казалось, что всерьез. Страх потерять надежду превращал сентиментальных барышень в тигриц и крокодилиц: здесь приколачивали шлейфы к полу гвоздями, прятали лучшие платья соперниц, говорили гадости в глаза и за глаза, врали, клеветали, кололи исподтишка булавками — короче говоря, пролагали дорогу к сердцу любимейшего короля, а Темран — я не сомневалась в этом — развлекался в полной мере.
Другие невесты молча сносили тычки и насмешки, глядели на Темрана влажными преданными глазами и, поднеси им король чашу с ядом, — без единого слова, с блаженной улыбкой, осушили бы ее до дна. Глядя в кроткие глаза Темрановых девственниц, я ощущала, как раздражение мое оборачивается злостью.
Он не узнавал меня. А я все меньше узнавала его.
— А знаешь, я не возьму тебя фрейлиной, — задумчиво сказала Ремма.
— Что? — не поняла я.
— Мне только что передали волю короля… Конкурс завершен для всех, кроме меня и еще одной девушки. Если я пройду последнее испытание — завтра стану королевой.
— Что? — повторила я механически.
— У дятла в жопе долото, — скромно улыбаясь, сообщила Ремма.
Я потеряла дар речи.
Она надела лучшее платье и горделиво удалилась.