Я – женщина, или Теория мужского непостоянства

Надо полагать, любовнички выберутся из постели и из квартиры еще не скоро, так что времени у меня было навалом. Мы с Илонкой готовили обед, обсуждая мужиков вообще и Валерку в частности, причем ничего хорошо они в свой адрес, естественно, не услышали бы, находись где-нибудь за стенкой. Я размышляла о том, как буду жить одна, Илона переживала за Аришку – вдруг 14-летний ребенок неадекватно воспримет новость о разводе…

– Знаешь, дорогая, я не собираюсь уподобляться тем слабым женщинам, которые прикрывают свою неспособность устроиться в жизни заботой о детях, –  рассуждала я, нарезая овощи для вегетарианской солянки. – Кто это придумал, что ребенку будет хорошо в семье, в которой папа с мамой тихо ненавидят друг друга и брезгуют ложиться в одну постель? Это же абсурд! У моей дочери будет счастливая самодостаточная мама и счастливый независимый отец, которому не нужно лгать и изворачиваться!

– Насчет отца не знаю, но ты уверена, что мама этой девочки будет такая уж счастливая? – ехидно спросила сестра. – Что, если она начнет выть ночами в подушку, а на работе появляться с опухшей от слез физией? А через полгода скажет: «Да пусть он трахается, где хочет и с кем хочет, лишь бы домой иногда приходил…»?

Я просто задохнулась от возмущения, потому что в глубине души именно этого больше всего на свете и боялась. Да, на словах все выглядело стройно и гладко, но представить тоскливые вечера без Валерки в его любимом кресле… Господи, да как же теперь жить-то?!

И вот тут я первый раз за этот жуткий день зарыдала. Оплакивала свою бабскую долю, свою так нелепо оборвавшуюся счастливую семейную жизнь, свое будущее одиночество, неприкаянную старость… Представила в красках, как буду сидеть в том самом Валеркином кресле, и некому мне будет принести чашку чая с бутербродом утром в постель; никто не сделает массажик, когда устанет спина за компьютером; никто не разомнет ножки после целого дня на высоких каблуках…

Как попали в старость высокие каблуки, я, конечно, тогда не думала, но, мама дорогая, как же я без Валерки-то?!..

Илонка бегала вокруг меня как встревоженная квочка. «Новопасситом» больше не баловалась, схватилась было за полотенце, но я решительно не позволила себя им обмахивать и, не забывая горько рыдать, отнесла жуткую тряпку в ванную. Других седативных средств у Илоны не нашлось, и она неожиданно составила мне компанию, принявшись скулить в голос.

А что, ей тоже было по чему плакать: муж бросил одну с детьми, ушел к молодой… Впрочем, я бы на ее месте так не убивалась, потому что живет она сейчас как у Христа за пазухой, но, с другой стороны, была очень благодарна сестре за моральную поддержку. Так мы с ней на пару и голосили, каждая о своем, пока в дверь не позвонили…

Резко замолчав, мы вопросительно уставились друг на друга. Илонка выглядела ужасно: нос покраснел и распух, глаза превратились в щелочки, лицо пошло бурыми пятнами, а в губы словно закачали пол-литра силикона… Думаю, я выглядела не лучше.

Метнувшись к двери, Илона долго прыгала возле глазка, но, видимо, ничего не могла рассмотреть. Неуверенным голосом спросила:

– Кто?

– Конь в пальто! – донеслось с лестничной площадки. – Открывай, птица моя!

Илона беспомощно оглянулась на меня:

– Ой, Марин, это Владик… Я совсем забыла… Мы договорились… Может, ты погуляешь пока? Ну, там, по рынку – тебе ничего не надо купить?..

Куда девались Илонкины мощь и напор! Передо мной стояла жалкая и напуганная баба, забоявшаяся своего мужика. Конечно, появись сейчас пожилой воздыхатель или даже муж, Илона вела бы себя совсем по-другому. Но своему малолетнему любовнику Владику она прощала все, даже жвачку на дверном глазке, – любимое развлечение недоразвитого тинейджера…

Сестра знала, что Владика я, мягко говоря, недолюбливаю, поэтому и отправила меня на время восвояси. Вот она, подлая женская натура: ради любовного свидания выставлять родную сестру со свежей душевной раной за порог! Но я не могла обижаться на непутевую родственницу, поэтому, пока Илона запускала в квартиру Влада, схватила свою дамскую сумочку и шмыгнула в ванную, где постаралась привести себя в порядок.

От былого великолепия не осталось и следа: глаза и нос покраснели, волосы уныло повисли. Но выхода у меня все равно не было, поэтому я густо напудрилась, в Илонкиной спальне переоделась и, сухо кивнув изумленному Владику, развалившемуся в гостиной на диване, гордо прошествовала по направлению к двери…

 Ну что ж, при другом раскладе Илонка вряд ли бы в таком состоянии и с таким настроем (с ключами от чужой квартиры) выпустила меня из дома, но так уж сложились обстоятельства… И я шагнула за порог, как говорится, навстречу своей судьбе.

Улица Полины Осипенко находилась почти в центре, недалеко от вещевого рынка, и я уверено назвала таксисту номер дома. По дороге сама себя уговаривала, что еду как бы на рынок, выполняю наказ сестры, но тут же об этом забыла, как только на домах замелькали таблички с названием улицы.