Я жил в провинции...(СИ)

Кто-то в заданном направлении гнулся с легкостью, а, может, и с удовольствием. Кто-то наступал на горло собственной песне. Печально-смешная повесть "Компромисс" Сергея Довлатова прекрасно повествует об этом. Талантливейший писатель от безысходности напивался, я же отводил душу, стуча поздними вечерами по клавишам пишмашинки, - размышления над событиями реальной жизни требовали фиксации на бумаге. И хоть "наступать на горло" приходилось не так уж часто, но, цитируя классика советской поэзии, - "всё же, всё же, всё же...". Те давние дневниковые записи помогают сейчас восстанавливать размытые годами события.

Творческая работа менее всего предполагает общение с чиновничеством. Но, так как запорожская "Комсомолка" была печатным органом областного комитета ЛКСМУ, нельзя было обойтись без контактов с секретарями, завотделами, инструкторами обкома. С ними приходилось утрясать спорные публикации, сверять какие-то данные, определять темы совместных рейдов. Обком находился в "белом доме" на Октябрьской площади (площадь Героев), я ходил туда, если не удавалось решить нужный вопрос по телефону. Обстановка большого административного здания - милиционеры на входе, безликие длинные коридоры, глухие двери многочисленных кабинетов - подавляла, думаю, каждого нормального человека. Меня к тому же тяготила атмосфера казенщины, царившая непосредственно на комсомольском - седьмом - этаже. Юные чиновники носили галстуки и костюмы, в общении были чванливы и подчеркнуто деловиты. Не молодые люди, а манекены! Как это контрастировало с демократичностью нашей редакции, где обычной формой одежды были джинсы и свитера, куда запросто приходила самая разношерстная публика, а в коридоре висели забавные газетные вырезки и стоял теннисный стол.

С редактором "Комсомольця Запор╕жжя" Толей Пивненко, руководителем достаточно либеральным и вместе с тем осторожным, были как-то в общей поездке в Польшу (подробно о двух командировках во Вроцлав расскажу в главе "Мой рок-н-ролл"). Когда самолетом возвращались в Запорожье и уже подлетали, Толя снял джинсы и переоделся в строгий костюм и галстук. Демократизм демократизмом, но одетый не по форме редактор мог быть неправильно понят каким-нибудь случайно встреченным в аэропорту партбоссом. Был случай, когда девушку-журналистку, пришедшую в обком комсомола в джинсах, отчитал один из секретарей: "Не должен сотрудник советской молодежной газеты носить американские джинсы". После чего запретили в чуждых штанах появляться в обкоме. Тупой запрет просуществовал, правда, очень недолго.

Не моей была атмосфера "белого дома"! Как раз тогда заметил жуткое свойство казенных коридоров и кабинетов: попадая в них, многие люди из другой, неканцелярской, что ли, среды, зажимаются и робеют, чуть ли не становятся ниже ростом. Когда я сам стал обладателем редакционного кабинета, то взял за правило при входе незнакомого человека вставать навстречу из-за стола, снимая этим напряжение, которое мог испытывать посетитель. С подобным поведением партчиновника столкнулся лично всего однажды, оказавшись в кабинете завсектором прессы отдела пропаганды обкома партии Анатолия Алишевского. Для кого-то это, может, и мелочь, для меня же - важный признак интеллигентности. Толя, кстати, недолго проработал в обкоме, вернувшись в газету, откуда "уходил "в партию".

Некоторые комсомольские начальники запомнились ярко выраженной тягой к вождизму. Как-то на комбинате "Запорожсталь" проходила отчетно-выборная конференция, которую я должен был осветить. Звоню в обком комсомола, уточняю, когда состоится мероприятие, узнаю, что в нем примет участие Анатолий Казачук, новый секретарь по идеологии. Договариваюсь, что по пути на завод обкомовская машина меня захватит. Но в подъехавшей к редакции "Волге" Казачука не оказывается. "Задерживается, - объясняет водитель, - сейчас заберем". Сажусь на переднее сиденье, едем в обком. Выходит Казачук, здоровается, садится на второе сиденье. Едем, общаемся, и уже на территории завода Анатолий бросает шоферу: "Стой". Потом мне: "Давай все-таки поменяемся местами". Выходим, пересаживаемся, двигаем дальше. Про себя недоумеваю: какая разница? В тот же день мне, зеленому, объяснили: начальству положено ехать впереди. Казачук переживал (он ведь недавно при должности и знаком не всем), что меня по ошибке могут принять за него.

Вскоре случился казус с корреспондентом Колей Белокопытовым, которому при написании заметки понадобилось упомянуть "идеолога". Позвонив лично Казачуку, Коля поинтересовался второй буквой его фамилии - "а" или "о"? Тот ответил, но тут же, возмущенный, связался с редактором: "Почему твои журналисты не знают фамилий секретарей?". Редактор, в свою очередь, вызвал Колю и отчитал. Впредь подобного простодушия в общении с обкомовскими вождями за Колей не замечалось.