Читаем Я жил в провинции...(СИ) полностью

Баром оказалась небольшая постройка среди деревьев, сбитая из бревен под алтайскую юрту. Проникновение в неё было обставлено довольно таинственно: на стук в дверь вышел бородатый нерусский парень и, окинув нас взглядом, по одному впустил внутрь. В доме все выглядело традиционно: полумрак, стойка, столики, кроме, разве что, нескольких медвежьих шкур на полу и стенах. Посетителей других не было. Нам же выдали по сто грамм коньяка, конфете и стакану томатного сока. Стоил сей джентльменский набор пять рублей с носа, - сумма тогда немалая. А потом включился магнитофон. И раздались песни, которых я до этого слыхом не слыхивал: "Синяя птица", "Поворот", другие, сегодня уже классические. Звучала музыка "Машины времени". Скандальная слава об этой группе катилась по Союзу Советов, сам Виктор Астафьев со страниц "Комсомолки" заклеймил её за бездуховность и упадничество. Статью писателя я читал, песни же "Машины" слышал впервые. Помню потрясение ребят-москвичей: ночью, в глухой алтайской тайге услышать то, что даже в столице запрещено! Парни-армяне, хозяева заведения, дали понять, что этим и объясняется их осторожность и завышенная стоимость напитков: за риск, мол, надо платить.

Вернусь к главному. Практика согласования острых и неоднозначных материалов была нормой, редакторы газет не могли пукнуть, не обсудив качества выхлопа с начальством. Главные партийные газеты ("Индустриальное Запорожье", "Запорiзька правда") свои действия согласовывали с обкомом Компартии Украины, "Комсомолка" - с вождями из обкома ЛКСМУ.

Перестроечный ветер уже вовсю свистел по Союзу, но до нашего города его порывы долго не доходили. Сопротивление времени ощущалось по-разному, в том числе во взглядах на рок-культуру как на идеологическую диверсию Запада. Когда после выступлений в "Юности" некоторых популярных рок-групп "Ключ-соль" заговорил, ссылаясь на опыт Москвы и Ленинграда, об устройстве на концертах "стоячих" партеров, реакция со стороны "ответственных лиц" была отрицательной: руководители Дворца спорта, горотдела милиции, пожарной охраны в один голос заявили - небезопасно и технически сложно. Как мог, полемизировал с ними через газету. Так что тешу себя надеждой, что приложил руку к просвещению и воспитанию местных рок-фанов, к постепенному созданию в Запорожье атмосферы терпимости к "не нашей" музыке.

Теперь о том, как создавался, да так и не родился городской рок-клуб. Призыв к объединению всех любителей рока был брошен в массы в одном из первых выпусков "Ключ-соль". Хотелось помочь музыкантам легализоваться, пробиться через официальное неприятие "металла", поддержать подростков, стремившихся заниматься этим направлением в музыке. Увы, на выступление газеты внимания не обратили. Только через два года обком комсомола начал что-то предпринимать. Долго пытались найти помещение, где рокеры могли бы общаться, репетировать, выступать. Среди вариантов были дворцы и дома культуры, заброшенное здание мебельного магазина на Малом рынке, позже переданное Запорожской епархии.

Второй долго обсуждаемый вопрос - покупка инструментов. Деньги на них то появлялись, то исчезали, однако ничего так и не купили. Так же как в итоге не нашлось помещения. Многотрудные усилия по объединению рокеров и не могли в то время завершиться чем-то конкретным. Ведь, несмотря на кажущееся взаимопонимание между рок-музыкантами и руководителями официальной культуры, настороженность чиновников была очень велика. Рок-тусовки, говоря сегодняшним языком, для них были адекватны мелкому, если не крупному, хулиганству.

Я тогда, помню, недоумевал: собираются вместе (и не раз!) представители партии, комсомола, профсоюза, управления культуры, что-то обсуждают, принимают решения, а толку - ноль. На одной из таких встреч в жэковском подвале, где я присутствовал в силу газетной необходимости, заметил мужчину, который сидел в темном отдаленном углу, в разговор не встревал, а внимательно слушал и что-то записывал. Я узнал Евгения Карташова, только назначенного на должность заведующего отделом пропаганды и агитации обкома партии, когда он, уходя тихо и незаметно, проходил мимо. Чиновник пришел к рокерам, чтоб послушать их и понять для себя, что за зверь такой - пресловутая "тяжелая" музыка. В тот момент я зауважал будущего дважды губернатора области и дважды запорожского мэра.

Волокита с рок-клубом длилась несколько лет. Пока железный занавес между нашей страной и странами цивилизованными не рухнул окончательно. Когда появилась возможность беспрепятственно слушать и играть любую музыку, нужда в формальном объединении городских рокеров просто отпала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное