Я жил в провинции...(СИ)

Самое серьезное поручение Комитета связано с Натальей Коробовой, красивой женщиной и хорошей художницей. Познакомились мы еще в 1967-м через товарища-однокурсника, у которого с ней был роман. Я бывал в Наташиной мастерской, квартире, знал её отца, тоже художника, мы пили вино в общих компаниях. В 1971 году репродукцию её работы "Автопортрет с яблоком" опубликовал журнал "Юность", что сделало Наташу знаменитой в среде запорожской богемы. Кто-то из друзей цветную журнальную картинку прислал мне в Кировабад. Я хранил её вместе с десятком "довоенных" фотографий в танке в потайном месте, и очень часто, забравшись в кабину, рассматривал, вспоминал "гражданку" и давал себе слово после армии начать новую жизнь. Репродукция из "Юности" (на темном фоне девушка в красном платье держит на ладони красное яблоко), до сих пор хранящаяся в домашнем архиве, - одно из светлых пятнышек самого трудного периода моей службы.

Коробовы были из тех талантливых самодостаточных творцов, которых официальный Союз художников не любил именно потому, что они талантливы, самодостаточны, а, значит, и независимы. У обоих в жизни было немало сложных моментов. Владимира Коробова, например, исключали из партии (КПСС, разумеется), Наташу 15 лет "не пускали" в Союз художников СССР. Но дочь и отец всегда оставались порядочными людьми, с собственной творческой манерой, не всегда вписывавшейся в каноны соцреализма. Такими, в первую очередь, интересовался Комитет государственной безопасности. Но в те годы я не знал этого.

Когда Саша спросил, знаком ли я с художницей Коробовой, я похвастал, что знаком хорошо и давно. Тогда Саша сообщил, что Наталья недавно побывала в Америке, где живет её двоюродная сестра. Коль я старый знакомый, то, наверняка, могу выяснить, с кем Коробова в Штатах встречалась, о чем говорила, какие привезла впечатления? Тут мне, помню, стало не по себе, я осознал мгновенно, что подошел к краю, после которого слова совесть и подлость становятся синонимами. Но повода отказать Саше у меня не было, сам признался в давнем знакомстве с Коробовой.

Из ситуации вышел я таким образом. Напросившись в гости к Наташе, побывал у неё в квартире и мастерской, расспросил о жизни и творчестве, о том, что видела в США. И написал очерк, в котором рассказал, как пришла к живописи, как появился "Автопортрет с яблоком", как не допускал её работы к выставкам обком партии, как легко заработалось после свежего воздуха перестройки.

Под названием "Кращ╕ роки нашого життя" очерк вышел в "КоЗе" 5 марта 1988 года и был отмечен на редакционной летучке. А Саше я сообщил устно и под псевдонимом Олейник написал в "докладной", что Коробовой в Америке понравилось, и она привезла из неё набор оригинальных поварешек, которые в качестве сувенира повесила в своей запорожской кухне. К моему удивлению, Саша среагировал на доклад спокойно. Тогда я сказал, что хотел бы положить конец ТАКИМ нашим контактам. "Хорошо - был ответ, - я сообщу о твоем желании, куда следует". Вскоре Саша сказал, что его начальство хочет со мной познакомиться поближе. И пояснил доверительно, что такого внимания удостаивается не каждый.

Мы пришли в большой дом на проспекте Ленина напротив кинотеатра "Комсомолец", поднялись по лестнице на чердак и оказались в просторной художественной мастерской. Кому из запорожских художников мастерская принадлежала, не знал и не знаю. Здесь нас ждали двое мужчин, которые поздоровались, назвали себя по имени-отчеству, предложили сесть. Саша молчал, а мужики стали задавать самые необязательные, как мне казалось, вопросы. Детальное содержание разговора забылось, но помню, как один из собеседников внезапно спросил, не хотел бы я работать в органах КГБ и обосноваться где-нибудь за границей, скажем, в Финляндии. И вот последовавшие затем полторы-две минуты останутся в моей памяти навсегда.

Я понял, что прозвучал главный вопрос, от ответа на который будет во многом зависеть моя судьба. В то время политические детективы Юлиана Семенова, написанные "в соавторстве" с КГБ, были очень читаемы. Поработать журналистом-разведчиком за рубежом, после чего выпустить книгу, было заманчиво. В то же время я понимал, что заигрался с Сашиной конторой, ещё чуть-чуть и влипну в нечто, для меня аморальное. Одновременно инстинкт "карьерного самосохранения" подсказывал, что напрямую говорить "нет" не следует. В одно мгновение я взмок, выдержал паузу, и сказал примерно такую фразу: "Можно попробовать. Я человек авантюрного плана, и все новое, неизвестное меня всегда привлекало". Поговорив немного еще, мы распрощались.