Я жил в суровый век

— Он просто контужен. Видите, дырки нет, это просто царапина. Дайте сюда носовой платок!

Какую-то секунду мы стояли в растерянности, затем я вспомнил, что напоследок целился ему в плечо, и я сунул пистолет в карман и теперь уже твердо знал, что не стану стрелять в Робарта.

Присев перед ним на корточки, я стал обыскивать его карманы и все время лихорадочно думал, что, если только я найду носовой платок, он спасен. Я не нашел ничего в карманах штанов и в куртке тоже, и, казалось, все зависит теперь от этого носового платка — жизнь Робарта и наша собственная, и война, и вообще все, и я подбежал к фельдфебелю и обнаружил в нагрудном кармане мундира белый, аккуратно сложенный носовой платок с инициалами «Р. Б.», вышитыми красными нитками в одном из углов.

Я вдруг сообразил, что, наверно, фельдфебель был педераст; он и мертвый поражал неприятным щегольством, какой-то противоестественной, бесплотной опрятностью, от которой меня тошнило.

Носовой платок был слишком мал, и я подбежал к Шнайдеру и у него обнаружил широкий лоскут в красную клетку, от которого разило машинным маслом, бензином и мазью для сапог, и я вдруг понял, что, наверно, между этими тремя немцами были сложные отношения — между юношей Робартом и двумя старшими, ненавидевшими друг друга, — и тут Мартин громко и резко что-то крикнул, и, обернувшись, я увидел, что, отойдя назад на несколько шагов, он уже поднял автомат.

Герда выбежала вперед и загородила Робарта.

— Нет, — сказала она, глядя на Мартина в упор, — ты этого не сделаешь.

Мартин схватил ее за руку, чтобы оттащить в сторону.

— Уйди, — сказал он сердито, — что за блажь, нельзя, чтобы его нашли здесь живым.

Она отдернула руку, но не сдвинулась с места.

— Неужели ты убьешь спящего? — сказала она.

— Если надо, убью.

— Ничего этого не надо.

«Как в театре, — подумал я, — будто перед тобой разыгрывают спектакль, а сам ты только ждешь условной реплики, чтобы выйти на сцену».

Я скрепил узлом оба носовых платка и протянул Герде; повернувшись к нам спиной, она опустилась на колени и перевязала Робарту голову, следя за тем, чтобы на рану пришелся чистый белый платок.

— По-моему, вы оба спятили. Ведь он увидит, куда мы пойдем.

— Мы не убьем его.

Герда сказала это, не вставая с колен и не поднимая глаз. Я опустился на колени рядом с ней, и на мгновение наши глаза встретились: я понял, что нас сблизил не только страх.

— Мы свяжем его и оставим здесь, — сказал я. — Он расскажет им не больше того, что они сами увидят.

Ресницы Робарта затрепетали, пробормотав что-то, он облизнул языком губы. И тут он вдруг открыл глаза, и я увидел, что они у него ярко-синие, как я и думал. Он посмотрел на Герду, затем на Мартина и на меня, а потом он увидел троих мертвецов и содрогнулся от ужаса и попытался встать на ноги.

Рукояткой пистолета Мартин снова толкнул его в траву.

— Это чистый бред, — сказал он, — какого черта нам его щадить! Разве они нас щадят?

Робарт уловил тон, каким были сказаны эти слова, и перевел на Мартина взгляд и, казалось, мгновенно все понял. Он подполз к Герде и тут же снова оглянулся на Мартина, на автомат, целившийся ему в грудь. Губы его дрогнули, объятый смертельным страхом, он схватился за лоб и кончиками пальцев ощупал повязку.

— Нет, нет! — забормотал он, бессмысленно качая головой. — Нет!

Мы связали ему руки и ноги шнурками, которые сняли с покойников, затем оттащили его к пожарной каланче и усадили спиной к фундаменту. Мартин молчал; чувствуя, что должен дать ему какое-то объяснение, я рассказал о происшествии на вырубке.

— Господи, — покачал он головой, — так то же был другой немец!

— Не в этом дело...

Я пытался объяснить ему нечто такое, что сам пока еще смутно сознавал, но не находил нужных слов и подумал, что если только он пойдет вместе с нами к железной дороге, как обещал, то, может, по пути я соображу, что ему сказать.

— Они так похожи, — сказал я, — совсем как братья.

— Может, они и братья, — сказал он совершенно серьезно, — но это не меняет дела. Как будто братья не убивают друг друга.

— Что у тебя с ногой? — спросил я. — Может, нам перевязать ее?

Он взглянул на рану и покачал головой.

— Она больше не кровоточит, — сказал он. — Я не рассчитывал так скоро встретить патруль. Думаю, солдаты не видели меня, не то стали бы стрелять. Но они заслышали мои шаги и, когда я бросился бежать, припустились за мной. Я оступился и бедром напоролся на камень. Конечно, я мог бы выстрелить, чтобы вас предостеречь, но я думал, что мне удастся оставить их в дураках, и к тому же лучше было обойтись без выстрелов.

Он подошел к трупам и возвратился назад с револьвером фельдфебеля.

— Возьми вот это, — сказал он Герде. — И вот еще. — Он достал две обоймы для кольта и отдал мне. — Винтовки и все прочее я сам снесу куда надо.

Затем он вынул карту и показал на ней каланчу.