Я жил в суровый век

На школьных моих тетрадях
На столе моем на деревьях
На песке на снегу пушистом
Я пишу твое имя

На всех прочтенных страницах
На страницах белых и чистых
Камень кровь ли зола ли бумага
Я пишу твое имя

На золоченых картинках
На оружье воинов храбрых
На королевских коронах
Я пишу твое имя

На джунглях и на пустынях
На гнездах птиц и на дроке
На отзвуке моего детства
Я пишу твое имя

На чудесах полуночных
На корке насущного хлеба
На всех временах года
Я пишу твое имя

На всех лоскутках лазури
На пруду где солнце и ряска
На лунной озерной ряби
Я пишу твое имя

На полях и на горизонте
На крыльях птиц перелетных
На мельнице мелющей тени
Я пишу твое имя

На дуновенье рассвета
На кораблях и на море
На горе помешавшейся с горя
Я пишу твое имя

На пене вскипающей тучи
На каплях грядущей бури
На дожде проливном и скучном
Я пишу твое имя

На всех искрящихся формах
На перезвоне всех красок
На зримой истине мира
Я пишу твое имя

На тропинках проснувшихся утром
На путях и на перепутьях
На бурлящем разливе улиц
Я пишу твое имя

На каждой лампе зажженной
На каждой гаснущей лампе
На домах где когда-либо жил я
Я пишу твое имя

На двух половинках плода —
Спальне в зеркале отраженной
На кровати — пустой ракушке
Я пишу твое имя

На пороге входной моей двери
На вещах простых и привычных
На дыханье огня животворном
Я пишу твое имя

На теле себя мне дарящем
На лицах друзей моих верных
На всякой руке открытой
Я пишу твое имя

На хрупком стекле событий
На губах внимательных чутких
Над молчаньем и над тишиною
Я пишу твое имя

На укрытьях моих разоренных
На моих маяках разбитых
На стенах тоски безысходной
Я пишу твое имя

На разлуке без мысли о встрече
На одиночестве голом
На ступенях к смерти ведущих
Я пишу твое имя

На здоровье вернувшемся снова
На опасности миновавшей
На надежде без воспоминаний
Я пишу твое имя

И силой единого слова
Я вновь возвращаюсь к жизни
Я рожден для того чтобы знать тебя
Чтоб тебя называть

Свобода.

Робер Деснос ЭПИТАФИЯ 5

Я жил в суровый век. Давным-давно я умер.
Я жил настороже, был ко всему готов.
Честь, благородство, ум томились в клетках тюрем.
Но я свободным был, живя среди рабов.

Я жил в суровый век, но мрак мне взор не застил,
Я видел ширь земли, я видел небосвод,
Дни солнечные шли на смену дням ненастья.
И было пенье птиц и золотистый мед.

Живые! Это все — теперь богатство ваше.
Его храните вы? Возделана ль земля?
Снят общий урожай? И хорошо ль украшен
Тот город, где я жил и где боролся я?

Живые! Я в земле, мой прах топчите смело:
Нет больше у меня ни разума, ни тела.

Жан Лаффит МЫ ВЕРНЁМСЯ ЗА ПОДСНЕЖНИКАМИ 6

I

Лето 1942 года. Оккупация.

В Венсенском лесу у самой аллеи, окаймляющей большое озеро, на траве сидит человек.