— Жена как во второй раз замуж вышла за городского, так сразу заставила сына называть отчима папой. Вот он для него и стал папой. А мне запретила к ним даже на пушечный выстрел приближаться. В жизни всякое бывает, дочка, и такое тоже. У меня жена была чересчур агрессивная, самолюбивая и слишком злопамятная. Она все городом бредила, а я в городе жить не могу. У меня душа в деревне. Ведь мы с женой в одной деревне родились, я так и не понял, почему ее всегда в город тянет. Я ведь ее с детства знаю. Вместе выросли. Это я потом понял, что все это у нее еще с пеленок. Ведь в ней никогда ничего девичьего не было. С мальчишками в футбол, волейбол играла. Ей никто никогда и свидания-то не назначал, потому что все считали «своим парнем». Только я один такой дурак нашелся. А уже позже понял, что не любила она меня никогда, а замуж вышла только потому, что боялась в девках засидеться, чтобы людская молва обошла ее стороной. — На глазах деда Герасима показались слезы. — Она с самого начала стала командовать. Зарплату у меня всю до копеечки отбирала. С друзьями запрещала встречаться. А я ведь до нее нормальным парнем был, девок тискал, с пацанами бражку пил. А она сделала меня нерешительным, слабым, одно звание, что мужик, хозяин. А когда ребенок родился, я стал и нянчить, и кухарить. А затем она начала все чаще и чаще в город ездить к своей родственнице. Как из города приедет, так с порога и кричит, что я ничтожный деревенщина и она меня на дух не переносит. А затем она и спать со мной перестала. Говорила, будто у нее к сексу нет никакого интереса. А уж если она мне и уступала, то делала это так, словно оказывала великое одолжение. А один раз приехала из города — я как раз с сыном возился, — взяла его на руки и объявила, что она с таким тюфяком жить не может, что встретила нормального городского мужчину. Она уехала, а надо мной на деревне стали посмеиваться, а я ждал, что жена вернется. А она не вернулась. Я поехал ее искать. Нашел. Да только у меня перед носом дверь закрыли и сказали, что если я еще раз приеду, то меня сдадут в милицию и дело состряпают. Новый муж у нее в милиции работал. Вот я больше в город ездить и перестал. Ладно, дело прошлое.
— И что, после этого ты так и не женился?
— А зачем? Я больше деревенским посмешищем быть не хочу. Поди разбери вас, баб… Что у вас на уме…
— Но ведь сейчас в деревне живут три бабки. Ни с кем из них сойтись не думал?
— Сойтись — нет.
— А погуливаешь?
— Я уже свое отгулял, — прыснул со смеху дед.
Приехав на кладбище, я заглушила мотор, но оставила фары включенными, чтобы было не так страшно.
— Запущенное место, — бросила я, чтобы хоть что-то сказать, потому что стало страшно и муторно.
— Я же тебе говорил, что здесь уже давным-давно никого не хоронили.
Глядя на безмолвные, заброшенные и заросшие могилы, я вспомнила истории о привидениях и оживающих мертвецах.
— Дед, а ты в привидения веришь?
— В какие?
— Ну в те самые, которые ночью на кладбище оживают?
— Ты что, покойников боишься, что ли?
— Ну да…
— Я мертвых не боюсь. Они никакого вреда причинить не могут. Ты лучше живых остерегайся.
Я шла рядом с дедом и крутила по сторонам головой. Неожиданно перед нами возникла свежая могила, я вытаращила глаза и чуть было не бросилась назад.
— Ты что напугалась-то? — привел меня в чувство дед. — Это и есть моя могила. Посмотри, какая она аккуратненькая.
— Аккуратненькая?
— Ну да. Я в нее душу вложил. Места много, ногами в землю никак не упрешься. А посмотри, кто по соседству лежит. Бабка. Древняя, правда, но ничего. Может, у нас бы с ней на том свете чего получилось… Кто ж его знает. Приятно лежать и знать, что рядом женщина покоится. Говорят, что на том свете течет точно такая же жизнь, как у нас. Люди знакомятся, влюбляются, женятся, правда, детишек не рожают, но ничего. Я, может, на том свете себе половинку найду. Уж если ее похоронили в нашей, деревенской земле, то она никогда не сбежит в город.
— Ой, дед, что ты городишь-то?
— Просто с могилкой расставаться жалко. Не думал я ее какому-то уголовнику уступать. Может, на меня потом все покойники обозлятся. Скажут, какого черта ты, дед Герасим, к нам чужака поселил, да еще всего в наколках.
— Фантазия у тебя, дедуля, будь здоров.
Вытащив труп из машины, мы бросили его в яму и чуть было не упали в нее сами.
— Дед, может, покрывало с собой заберем? — постаралась отдышаться я.
— На кой черт оно нужно?
— Улика.
— Да что ты заладила со своими уликами? До этих могил никому никакого дела нет. Пусть труп лежит в покрывале. Ночи холодные, а мы, так сказать, небольшую заботу о нем проявили… Не подмерзнет.
— Нашел о ком заботу проявлять! Да чтоб этот гад от холода окочурился. Хотя он и так окочурился.
Дед сходил к машине и принес пару лопат. Одну он заботливо протянул мне, а другой начал орудовать так резво, что я даже диву далась. Не верилось, что передо мной человек почтенного возраста. Я постаралась не отставать, и дело заметно продвинулось.
В этот момент опять пошел дождь и подул сильный ветер. Я задрожала от холода и пожаловалась: