Я живу без оглядки, или Узнай тайны женской души

— Решил себе могилку вырыть. А то, что ж это получается, я без места остался. Обделенный, так сказать. Думаю, нужно положение исправить.

— Ну а дальше что? — Дед Герасим умел вывести из терпения, и я чувствовала, что уже окончательно теряю контроль над собой. — Дальше, дед, ну говори быстрее!

— Дальше такое…

— Какое?

— Я взял пузырек, чтобы копать веселее было…

— Я про твой пузырек уже десять раз слышала!

— Ну а как без пузырька-то? Короче, я себе могилку вырыл. Хорошую, просторную. Я даже в нее лег. Удобно… Прямо вылезать не хотелось. Лег бы и лежал. Побольше водочки — и можно не вставать… Думаю, дело сделано, пойду домой. Вернулся довольный. Правда, на огороде не возился, устал. Сама понимаешь, сколько я земли перекопал. К вечеру не удержался и вновь на кладбище пошел.

— Какого черта?

— На могилу хотел полюбоваться.

— Зачем?

— Да сам не знаю…

— И что?

— Да только могилка моя закопана.

— Как это?

— Ты меня, Анюта, ни о чем не спрашивай. Я и сам ничего не понимаю. Та могила, в которой мы с тобой уголовника закопали, раскопана, а та, которую я себе выкопал, закопана.

— Постой, дед, я что-то ничего не соображу.

— А я и сам теряюсь в догадках.

Я покачала головой и, взяв у деда рюмку с текилой, выпила ее одним махом.

— Ты ж за рулем…

— Да подожди ты со своим рулем. Это что же получается? — охнула я. — Кто-то шарится по кладбищу?

— Верно говоришь, дочка. И даже ту самую березку, которую мы с тобой посадили у могилы уголовника, на мою перенесли. А ты говоришь, чудес не бывает. Очень даже бывают.

— Хорошо, а где тогда уголовник?

— Не знаю.

Дед тяжело вздохнул, почесал затылок и посмотрел на меня как-то странно.

— Аня, а может того?

— Чего «того»?

— Может, уголовнику моя могилка больше понравилась и он решил переместиться?

— Ты что несешь? Уже набрался?

— А куда он, по-твоему, делся? Я тебе говорю, что он, зараза, на мою могилку глаз положил. Она и глубже, и вместительнее. Вот он туда и переместился.

— Еще скажи, что он сам себя раскопал и сам себя закопал.

— Получается так.

— Только у него лопаты не было. По-твоему, он это делал руками?

— Выходит, руками, — стоял на своем дед.

— Тебе спьяну все это померещилось.

— Ты хочешь сказать, что у меня белая горячка началась?

— Ну да. Оно и понятно, столько выпить.

— Да я сколько ни пью, а всегда соображаю. Да вот те крест, все так и было.

— Тогда с чего ты взял, что уголовник в твою могилу забрался? Может, его там и нет вовсе.

— А куда ж он, по-твоему, делся?! Чует мое сердце, он там лежит. Чует! Он жадный, наглый и от чужого никогда не откажется. Это и дураку понятно.

— Так мы ж его убили! — взорвалась я. — Он, по-твоему, что, бессмертный?

— Ой, не знаю, Анечка, ничего не знаю. А еще вчера вечером сюда двое мужиков пожаловали.

— Да ты что? — Я уставилась на деда Герасима, словно на привидение, и даже открыла рот.

— Да я их в первый раз видел, ей-богу. Двое молодцов удальцов в нашу забытую богом деревню приехали и всех местных бабок и их дома обсмотрели. А на нас много времени не надо, всех можно по пальцам пересчитать и пальцы еще останутся.

— А что они хотели-то?

— Спрашивали, не сдает ли кто дачу на лето?

— Какую дачу-то? Здесь вообще приличных домов нет. Несколько жалких избушек.

— Вот они и спрашивали, не сдает ли кто свою избу? Я и спрашиваю, зачем, мол, вам изба-то, а они говорят, что охотники. Мол, тут охотиться хорошо, да и рыбку ловить тоже. Только, знаешь, рожи у них совсем не охотничьи, уголовные рожи, как у братков.

— А нынче братки — самые главные охотники. Их хлебом не корми, дай поохотиться. Ну, ты объяснил, что здесь никаких свободных дач нет?

— Сказал. А они стали расспрашивать, какая изба кому принадлежит, можно ли тут дом построить.

— Они что, тут строиться собрались?

— Просто спрашивали.

— Я надеюсь, ты сказал им, что это невозможно?

— Сказал. У нас тут вроде земля брошенная, строй не хочу. Только ведь она государственная. Это кажется, что земля ничейная, а начнешь строить, сразу из района участковый приедет и признает стройку незаконной. Хлопот и штрафов не оберешься.

— На какой машине они приезжали?

— Японская какая-то. Я в машинах не разбираюсь. Я в молодости только на мотоцикле ездил. — Дед вновь почесал затылок.

— А откуда ты тогда знаешь, что машина японская?

— Я у них сам спросил, что это за машина? Сказали, что, мол, японский автомобиль. Только я марку запамятовал.

— Ну, а номера-то хоть запомнил? — Разговор этот все больше меня раздражал, и я смотрела на деда подозрительно, словно и в самом деле решила, будто у него началась белая горячка.

— Не записал. А зачем?

— Да так, на всякий случай.

Дед вновь потянулся к рюмке и забормотал себе под нос:

— Зачем мне номера записывать, если их машина вон, в огороде стоит. Они у Матрены поселились. Варвара их не захотела пускать, а Матрена пустила. Они ей денег дали. Вот она сегодня в город-то за продуктами и поехала. Я у них сам ружья охотничьи видел. И удочки. Обмундирование имеется.

Не выдержав, я встала и нервно заходила по избе, подошла к окну, посмотрела на Матренин дом и задумчиво спросила:

— А как ты думаешь, зачем они сюда приехали?

— Да если б я знал…