Я живу в октябре (СИ)

0.12. первого дня цикла, если верить календарю. Он что? Переместился? Но почему Валера не почувствовал? Подействовало лекарство? Тикать отсюда, быстро тикать!

Валера спешно зашагал в сторону шоссе.

Я живу в октябре (V)

Новый цикл я встретил с похмельем. «Пора завязывать», – мрачно подумал я. – «Ну сколько можно? Коршунову привычно, а я?» Кряхтя, как старый дед, я дополз до кухни, и налил воды из чайника.

– Ну выпил литр, ну два, но напиваться-то зачем, – хрипло выговорил я старую шутку.

Что-то мне вчера Коршунов про масонов опять задвигал. Или нет? Масоны запустят ракеты на Луну. Или правильно – по Луне? Или не масоны?

Я схватился за голову. Мир медленно приходил в норму. Читал я тут как-то у «баррибеара» байку про какого-то афганского новуса, который напился до чёртиков и стал нашим. Но теперь каждый раз в полнолуние перемещается прямиком в свой прошлый пьяный угар. Барри описал эту страшилку так складно, что даже вопросов задавать не хотелось. Хотя, какой у них там алкоголь? Сплошной шариат и террористы пополам с войной. Или он про американского солдата писал?

В висках ломило и понял, что в этот раз без цитрамона не обойтись. Коршунов как-то учил опохмеляться, но при мысли об алкоголе меня тут же затошнило. К тому же, водка с утра – верный показатель алкоголизма. Так что спасибо, нет.

Я выпил таблетку и плеснул в лицо холодной воды. Меня опять замутило, и пришлось немного постоять над раковиной, пережидая спазмы. Где-то звонил оставленный телефон. «Кому неймётся?» – вяло подумал я. – «Димка что ли. Или…»

– Ай!

Голова больно боднулась о смеситель.

– Где ты, где ты, – забормотал я, потирая ушибленное место.

Телефон звонил сверчком, не показываясь на глаза.

– Прячешься, зараза!

Я скинул с кухонного стола журнал, посмотрел под полотенцем, зачем-то заглянул под стол. Мобильник умолк и тут же зазвонил снова.

– Вот ты где.

Телефон мирно лежал у электрического чайника.

– Алло-алло!

– Привет, Алекс.

– О, Рита!

– Плохо тебя слышу.

– Я здесь-здесь. Как дела?

Меня опять накрыло, и я присел на табуретку.

– Я хочу с тобой увидеться.

Она была серьёзна до невозможности. Мы договорились встретиться в кафе напротив её дома. Место там было проходное и бестолковое – столиков много, официанты во время завтраков бегают, как очумелые. Не люблю я это место, и вместе с Риткой мы туда никогда не заходили. Но, видимо, единственный плюс заведения в виде расположения пересилил минусы.

Хотя я был согласен на всё. В похмельной голове стучала воробьиным клювом мысль – только бы не передумала, только бы не передумала.

Рита не передумала. Она сидела за угловым неудобным столиком, крутя в руках чашку. Завидев меня, она помахала и даже улыбнулась, но улыбка получилась какой-то вымученной. У неё был вид, словно она решилась наконец что-то сообщить, но потратила почти все силы на эту решимость. Сердце больно сжалось. Все прежние страхи вновь всколыхнулись.

Я присел напротив.

– Привет, Рита, – осторожно сказал я.

– Мне нужно кое-что сказать, – сразу начала она, отставляя чашку. – Но не знаю, как начать.

«Вот оно», – подумал я.

– Могу помочь, – сказал я холодно.

– Да? Ты всё знаешь?

– Догадываюсь. Не знаю только его имени.

– Я имени тоже не знаю.

Её руки нервно теребили салфетку.

— Это что-то новенькое, – ядовито ухмыльнулся я. – Сколько ты с ним встречаешься? Три месяца? И не знаешь имени?

– Ты о ком?

– Если хочешь со мной порвать, так порви, – разгорячился я. – Три месяца до тебя достучаться не могу.

– Да ты… – глаза у неё расширились. – Да что я тебе сделала?

И начала рыдать. Это было ультимативное оружие, против которого у меня не было противодействия.

– Рита, – сказал я осторожно. – Надо было сразу мне сказать. Так бывает, люди встречают других. Просто будь со мной честна и…

– Я беременна, идиот! – крикнула она, вскакивая.

Подскочивший официант застал немую сцену.

***

Второй триместр протекал хорошо. Нелька взяла за правило прилетать в начале сентябрьского цикла в Москву. Она нашла просторную съёмную квартиру в зелёных кварталах близ метро Динамо. Первым делом из аэропорта стремительно мчалась к ошалевшему от ранних арендаторов хозяину и въезжала в апартаменты. Это было далеко и от меня, и от дома Ритки. Мы так задумали специально, чтобы ни при каких обстоятельствах Рите не встречаться с матерью или со знакомыми. Моя квартира была забракована как раз по этой причине. Ну и заехавшая ко мне Нелька фыркнула что-то про холостяцкую хибару.

Я не обижался. Всю эту эпопею мы без неё бы никак не потянули. Рите в первый день цикла нужно было старательно изображать спящую, пока мама не уходила на работу. Хорошо, что под одеялом не было видно живота. Так что, если Галина Львовна и замечала немного пополневшее лицо дочери, то наверняка списывала это на утреннюю одутловатость.

– Я чувствую себя шпионом, – смеясь, рассказывала мне Рита. – Потом приходиться врать по телефону, что внезапно уехала к подруге в Питер. Мама верит.