Я.Жизнь

Алиса с наслаждением вдыхает хвойный воздух, слышит такое родное щебетание птиц, жадно осматривает пейзаж, окутанный рассветным туманом: сосны, кривоватые клены, пожухлая трава под ногами. Метрах в тридцати журчит ручеек, лес просыпается, наполняется звуками. Здесь все точно так же, как и сорок, как двадцать лет назад. Время здесь не имеет никакого значения.

– Это Бейли Вуд, лес возле Хай-Брэдфилда.

– Хай-Брэдфилд? – переспрашивает Лайк, – Мы что, в Англии?

– Мы там, где раньше была Англия, – назидательно сообщает Алиса, которая никогда не упустит возможности поправить чьи-то устаревшие взгляды. Они с Советом много лет борются с привычкой к разделению на страны, но пока что проигрывают.

– Хорошо. И что мы делаем там, где раньше была Англия? – уточняет Лайк.

– Идем в убежище, – говорит Алиса и первая отправляется по знакомой тропинке. Она бы прошла ее с закрытыми глазами, столько раз мерила шагами этот путь. Только вот раньше имело значение, куда она спешит, теперь – откуда. Это место давно перестало быть ее целью.

– Ты так и не ответила, почему мы в лесу, – напоминает Гагарин, поспевая следом, – Если мы идем в убежище, отчего не прокинуть мост туда?

– На случай, если кто-то сможет получить мой список координат. С этой точки убежище еще найти надо.

– Разумно. Далеко нам?

– Не особо. Метров триста-четыреста до дороги, и там еще по берегу метров пятьсот.

Дальше они идут в молчании. Мысли Алисы разрываются между тем, что случилось сегодня и тем, что значит для нее это место. Чем ближе они подходят к дому, тем сильнее ее трясет. Вдали уже виднеется водохранилище, берег которого помнит столько счастливых картин: романтические пикники с Ником, веселое дурачество в воде, первые уроки плавания для малышки-Теи. Сердце больно колотится в груди: ее девочка осталась там, в корпорации, в окружении свихнувшихся биоников, направляемых неведомой рукой. Или, что еще вероятнее, сама стала свихнувшимся биоником.

На пути к побегу они встретили всего несколько человек, но все они были не в себе. Никто не узнал Алису, ни у одного даже не промелькнуло узнавание в глазах. Да и сами на себя они не были похожи. И все твердили о том, что ее спутникам необходимо срочно перегрузиться в бионические тела, а ее саму без лишних слов пытались задержать. Зачем – неизвестно.

Чем дальше заходит эта атака, тем меньше Алиса понимает ее смысл. Кому могло понадобиться порабощать биоников – а иначе как «порабощением» назвать это невозможно – и принуждать всех людей в биологических телах перегружаться в бионические? Что за бред? Она допускает, что Лайк прав, и вся эта атака – месть Али. Но в чем тогда ее план?

Голова гудит, и Алиса как никогда остро чувствует свое одиночество. Многие годы она сторонилась людей, старалась свести все контакты к минимуму, считала себя убежденной одиночкой. Но, оказывается, рядом с ней всегда были верные люди, готовые подставить плечо, поддержать, подсказать, выполнить любые поручения. Она никогда не замечала эту поддержку, пока сегодня на ее месте не разверзлась зияющая пустота. И неожиданно на ее стороне остались только эти двое, что угрюмо идут следом за ней сквозь лес. Но идут. Почему? Что их держит? Она отпустила их, сделка закрыта, могли бы катиться, спасать свои шкуры. Разве не так они всегда поступают? Умные мальчики, должны были смекнуть, что, если ее пытались задержать еще в корпорации, то за ней придут.

– Красиво здесь, – прерывает поток ее мыслей Гагарин, – не думал, что ты любишь Англию.

– А я и не люблю, – честно отвечает Алиса, – это мой муж выбрал это место.

Она затылком чувствует, как собеседник удивляется. Да-да, все знают, что она никогда не говорит о личной жизни. Но теперь то что терять?

Лес выпускает их из своих объятий.

– Это что, бетонная дорога? – спрашивает Лайк.

– Смолфилд-Лэйн, – лаконично отзывается Алиса и поясняет, – Эти места охраняются законом, здесь ничего не перестраивали уже лет сто, только поддерживают в хорошем состоянии.

– Это я вижу, – подтверждает Лайк, перешагивая низенькую оградку, сложенную из камня, – Здесь, небось, и овец до сих пор пасут?

– Может, и пасут. Я не была здесь двадцать лет.

Гагарин присвистывает.

Они подходят к берегу водохранилища Агден, и по его кромке Алиса начинает считать шаги. То, что можно занять этим свои мысли, расслабляет ее. Триста десять, триста одиннадцать, триста двенадцать… Ласковое нашептывание воды, утренняя тишь, безлюдный берег. Как легко сейчас представить, что она просто вышла на утреннюю прогулку, чтобы теперь вернуться домой, поцеловать спящего Ника и ждать, когда проснется их непоседа, готовить ей блинчики с земляничным джемом и сметаной, услышать, как звонкий голосок зовет спросонок: «Мама!». Вот дуб, на котором когда-то висели качели. Четыреста семьдесят девять, четыреста восемьдесят. «Вот я и дома».

– На что мы смотрим? – спрашивает Лайк, и его вопрос можно понять: ограду он не видит.