Читаем Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… полностью

Я охотно подтверждаю, что цитированное интервью содержит неверные сведения, которые, вероятно, попали туда по недоразумению. Естественно, я не был «изгнан» из Германии – Боннское правительство не стало «милостиво приглашать меня для подачи заявления о восстановлении германского гражданства», и я не воспринял это как «наглость, на которую я не счел нужным реагировать».

Собственно, не произошло ровным счетом ничего – ни со стороны Бонна, ни с моей стороны. Я был лишен гражданства гитлеровским правительством и в 1947 году стал американцем.

Впрочем, я почти каждый год бываю в Германии. В Германии выходят мои книги, и я принимаю посильное участие в делах новой Германии, в преодолении ее прошлого – в том, чтобы ничего не забыть, ничего не простить, но мужественно и основательно разбирать старые завалы, а также бороться с уцелевшими сторонниками прежнего режима под лозунгом: никогда снова!

С наилучшими пожеланиями, Ваш

Эрих Мария Ремарк.


Гансу Залю

Порто-Ронко, 18.11.1962 (воскресенье)

[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]


Дорогой Ганс!

Все твои жалобы я передал Курту Вольфу, который позавчера был у меня на обеде. Курт – духовный наставник и лучший друг Джовановича, так что это самый подходящий человек, к которому следует обратиться. Их издательства теперь объединились. Вероятно, Джованович в декабре приедет сюда. Тогда я с ним и поговорю. Письма не нужны. (Он приедет сюда повидаться с Вольфом.)

Лично я думаю, что ты сделал все что мог. То, что «Таймс» опубликовала твои письма – очень достойный жест со стороны газеты. У меня тоже жена, которая постоянно на меня нападает уже много лет (за то, что я двенадцать лет назад не соизволил поухаживать за ней на какой-то вечеринке) и сильно меня критикует (думаю, что в «Таймс», но возможно, что и в «Геральд трибьюн»). Я в ответ лишь пожимаю плечами, но не без зубовного скрежета. Такие события происходят все время, каждую минуту. У меня в запасе еще много таких примеров. Утешай себя тем, что полезна любая реклама – даже отрицательная. Почти всегда к делу примешивается зависть. Разве миссис Бойль не пишет на подобные темы? (Также и К. Вольф – это между нами – сказал, что она всем известная злюка.)

Я хорошенько возьму в оборот Джовановича. Но – knowing the American publishers for 30 years [10] – я не думаю, что сейчас, два месяца спустя, можно помочь продаже каким-нибудь простым объявлением и что Джованович тоже ничего не сделает. (Другие тоже не будут ничего делать.) То, что никто не упомянул о твоих достоинствах, глупо, но не имеет никакого значения для продаж. Первоклассным я считаю твое решение писать новую книгу. Это самый лучший ответ. Мне самому пришлось бороться двадцать пять лет, прежде чем мои издатели опубликовали первое объявление о моей новой книге.

Довольствуйся тем, что тебе удалось достичь. Одна дурная критика не должна затмить множество хороших отзывов. И тысяча четыреста экземпляров трудной первой книги – это, несомненно, большой успех для Джовановича.

Не грусти, художник, пиши! (Я понимаю, что сейчас ты в ярости – но воплоти ее в буквы!) Говоришь, легко сказать? Но что остается делать?

С наилучшими пожеланиями, твой

Эрих.


Мне нравится, что ты снова разозлился!


Йозефу Каспару Витчу/«Кипенхойер и Витч», Кельн


Порто-Ронко, 25.11.1962 (воскресенье)

[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]


Дорогой доктор Витч!

Я снова вынужден подготовить декларацию о налоге на добавленную стоимость, а именно, за 1961 год.

Прошу Вас, поручите бухгалтерии выяснить размер суммы. Комиссия в десять процентов, которая идет Гуггенхайму, должна быть тоже включена, ее я вычту сам.

Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы сделали это поскорее; я много задолжал во время работы, а финансовое ведомство требует представить декларацию до десятого декабря.

Частные переводы с моего счета на счет Гуггенхайма, естественно, должны считаться моими доходами.

Не могли бы Вы, кроме этого,

Гансу Хабе, улица Серодине, Каза Тульмонелла, Аскона

Курту Шойрену, район Форх, Цюрих,

Фридриху Люфту, Берлин (улицу я не помню, но это легко выяснить) выслать по экземпляру моей книги*.

Также Иоахиму Кайзеру из «Зюддойче цайтунг» и редактору отдела фельетонов той же газеты (я его знаю, но его имя выпало из моей памяти – старость, однако, дает о себе знать).

Вышлите и мне пару экземпляров, но в последнюю очередь.

Сердечный привет и поздравления с рождеством Вашему прекрасному издательству! Вы выситесь над остальными, как могучая башня! Здесь тихо и по-настоящему красиво – синее небо, солнце и обед на террасе.

Ваш

Эрих Мария Ремарк.


Йозефу Каспару Витчу/«Кипенхойер и Витч», Кельн

Порто-Ронко, 11.02.1963 (понедельник)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее