Я жизнью жил пьянящей и прекрасной…

Вечером ужинал с Тутчами^* в «Геллерте». Цыган играл все песни для себя одного. Без Э. Фрау Тутч^* захотела в «Паризьен Грилль». Хотела увидеть, что я натворил. Из-за меня. Бедные люди, они во всем хотят принять участие. Тоска по хорошему обществу. И всегда мимо. В «Грилле» большой прием. Фрау Тутч сияет. С гордостью оглядывается. Мне все равно. Выпил абрикосового вина. Появились скрипачи, играли великолепно. Медленно. Тепло. Девушки танцуют. И те вчерашние. Прекрасная картина. Еще абрикосового вина. Молодой управляющий: «Зачем вы так много пьете? Это же так дорого». Добрый малый. Наконец ухожу. Управляющий проводил до двери со словами: «Если вы придете завтра, мы принесем вам в отель бутылку нашей абрикосовки». Посмотрим. Кивнул. На мосту через Дунай Тутч посадил меня в такси. Поехал в «Мулен Руж». За соседним столом театральное общество. Подсел к ним. Потом остался с каким-то журналистом. И еще красивая, сияющая девушка, которой я послал бутылку, не ожидая ничего в ответ. Мы потом заходили в разные рестораны, становившиеся все меньше, только с одним пианистом. В одном из них мы нашли спящего великолепного ударника-негра из Тавиана. Он спал и, бесконечно устав, не сгибаясь, сидел за своим пивом. Потом проводил домой девушку. Она не хотела. Плакала. Тогда доставил ее к жениху, врачу. Думаю, что это был сумасшедший дом. Она плакала. Была расстроена. Не хотела брать деньги. Что-то с ней случилось. Что-то сломалось. Родители, или врач, или жизнь. Была такой сияющей в ресторане.

26.05.<1936. Вена>

Вена. Позвонил Рут^*. Она пришла к портному Книце. С начала 1933 года больше не видел. Нежные воспоминания. Нежное настоящее. Все осталось, только легкая тень лет, которая делает их еще слаще, тенистее, прекраснее. Пошли в бар «Гранд-отеля», пара мартини. Она была легка, воздушна, счастлива, и, как она меня уверяла, в первый раз раскована. «Это конец», – сказал я. «То, что ты здесь, – произнесла она, – сделает меня навсегда счастливой». «Это конец», – подумал я. Она ушла. Я поехал к Шенеру. Обедал в саду один. Цвели каштаны. Потом в отель. Поднялся, кто-то бросился мне навстречу, я сначала не понял кто, потом я узнал ее. Ханзи, дочь Т.^* Она запыхалась, решила остаться, хотя собиралась вскоре ехать в Брно, если вечером я соглашусь с ней поужинать. Я согласился. Я никогда не могу отказать, черт возьми!

После полудня Рут. Радостная и милая. Нежное воспоминание.

Вечером ужинал с Ханзи в «Гранд-отеле», потом в разных барах, все мертво, с каким-то легким запахом плесени, усталый, скучающий, радостный, что наконец вернулся в отель. Один в комнате. Устал. Плохо выспался. Слишком много курил.

30.05.<1936. Вена>

30 мая. С утра Рут. Разговор о том, действительно ли это конец. Нет, естественно, да. Расставание с кем-то – это всегда расставание с самим собой. Лодка, с горсткой огоньков воспоминаний, лодка, плывущая все дальше во мрак. Становится прохладней. Но было ли когда-либо тепло? Не было ли это потерей уже двадцать лет назад? И был ли я когда-нибудь богат?

Днем сборы. Новые костюмы и белье вперемешку со старым. Потом через силу позвонил Яне^*. Она пришла. Внизу, в зале, Рут, Ульрих^* и еще кто-то. Мельком увидел Адриенну Томас^*. Понравилась мне больше, чем в первый раз. Прощание. Яна со мной на вокзал. Опоздание на три четверти часа. Прогулка вдоль поезда. Женщина, похожая на Беттину^*, в окне поезда. Отдал Яне оставшиеся шиллинги. Отъезд. Вагон-ресторан. Официант посадил за мой стол девушку; рыжие волосы, очень бледная, зеленоватые глаза, удивительно прозрачная и полна привлекательности, сильно напомаженная нижняя губа, большой рот. Артистка. Ирмгард Келль. Едет в Лугано на полмесяца. Выпили вместе немного вина.

05.06.<1936. Порто-Ронко>

Солнечная погода. Усталость, не только в теле. Писал письма, немного. Пишу без охоты. Как письма, так и книги. Послеполуденный сон, потом поехал в деревню. Встретил Викторию Вольф. Посидел с ней перед «Вербано». Разглядывали публику. Поехал домой. Внезапная усталость. Помылся. После этого стало лучше. Кажется, немного простыл. Что-то я слишком устаю для своего возраста. Возраст. Я не знаю, чего я хочу. Цели? Боже мой, что это за цели, в которые надо верить! Если я не знаю, откуда, куда, зачем, – чем могут быть тогда все эти цели, если не блаженным самообманом? Даже героизм может наскучить.

О, какая кожа цвета персика – нежное счастье секунды. Глаза любимой – чужие глаза мира. Любовь – не что иное, как несколько пестрая смерть. Смертельная борьба начинается в момент рождения – прощание с первой близостью. Ах, мы уже так давно это знаем, что устали думать об этом. Голубые мотыльки пролетают над озером. Голубое падение в глубину, в которой сверкает молния, и тихий гром.

Любезной сердцу моему была ты,

Возлюбленной на час!

«Возлюбленная на час» – понимаешь, что это значит?

Не любимой, о нет, но возлюбленной – точно!

12.06.<1936. Венеция^*>