Хозяин-ювелир произвел на меня смешанное впечатление. Я ожидала увидеть солидного господина в летах, почему-то обязательно с лысиной, в белом докторском халате и с неизменной лупой-трубочкой, воткнутой в один глаз. А Игорь Николаевич Якушев оказался тощеньким, совсем несолидным старичком лет шестидесяти, с острым носиком в крупных отчетливых веснушках и чрезвычайно лукавыми глазками, так и шнырявшими во все стороны, как парочка любопытных мышек. Никакой лысины у него и в помине не было. На голове этого дедульки, казавшегося вечным мальчишкой-сорванцом, пламенела густая рыжая шевелюра без малейшего седого волоса, с забавным хохолком на самой макушке, вроде флажка.
И, только взглянув на его руки, я поняла, что передо мной Мастер. Его пальцы, тонкие и гибкие, как бы жили отдельной жизнью. Когда я представилась, они чутко вздрогнули и замерли, словно прислушиваясь ко мне. Указывая мне дорогу в комнату, Якушев изогнул ладонь таким немыслимым образом, что большой палец почти коснулся тыльной стороны кисти его правой руки. А когда мы уселись в тяжелые старомодные кресла по обе стороны круглого обеденного стола и Игорь Николаевич предложил мне кофе, у меня создалось впечатление, что чашку мне подала не человеческая рука, а пять крошечных розовых лилипутов.
Исполнив нехитрый ритуал предварительного знакомства-прощупывания, то есть угостив меня кофе и выставив на стол вазочку с карамельками, Игорь Николаевич задрал свои рыжие брови до самых корней волос и принялся с откровенным любопытством ждать моих слов.
Я допила кофе, поблагодарила и, не зная, как начать разговор на интересующую меня тему, неожиданно брякнула:
— Игорь Николаевич, как вы не боитесь впускать незнакомого человека в свою квартиру? У вас же тут… — И я обвела широким жестом помещение.
— И-и! — тоненько засмеялся этот мальчишка-старичишка. — Дорогая моя, таки неужели ж я за свои шестьдесят с хвостиком лет не научился уже разбираться в людях! Я себе сразу по голосу из телефона могу сделать вывод, хороший человек до меня обратился или, извините, дерьмо, шо маскируется под ту майскую розу. И потом, я не такой идиёт, шобы держать на своей квартире рабочие материалы. У меня хорошая мастерская, и никто из клиентов таки не знает, где она у меня есть, потому шо я солидный человек! — Он приосанился и по-петушиному выпятил грудь. — Раз уж у моей мамули, шоб ей теперь на том свете всегда было по-хорошему, хватило ума сделать из Изи Шлоймовича Якобсона такую замечательную вещь, как Игорь Николаевич Якушев, то пусть теперь всем ворам, которые захотели бы свести со мной знакомство, станет немножечко тошно. А весь этот мемориал, — тоже обвел он рукой помещение, но жест его был намного плавнее и, я бы даже сказала, поэтичнее моего, — все эти милые друзья моего одиночества, — таки они ж копии! Хорошие копии, Изя Якобсон не такой человек, шоб умиляться на всякое барахло, но копии. Майоль и Кузнецов пусть себе тихо сидят в музейных витринах, а я буду ласкать свои старые глаза на хорошие копии. Меня воровали восемь раз! И каждый раз я потом страшно смеялся и жалел нашу доблестную милицию, потому шо мне сразу платили страховку. У меня застрахован каждый самый маленький сантиметр этой квартиры и моего собственного волоса!
Он окончил свою замечательную тираду, произнесенную с самым настоящим местечковым акцентом, вывезенным откуда-нибудь с-под Одессы, и гордо посмотрел на меня.
— Браво! — невольно вырвалось у меня, словно я увидела коротенькое выступление виртуоза-импровизатора разговорного жанра.
Игорь Николаевич, то бишь Изя Шлоймович, слава богу, отнес мое восторженное восклицание не на свой личный счет, а на счет его мер предосторожности. Он еще больше приосанился, потер верхнюю губу указательным пальцем, в котором, казалось, не было ни одного сустава, и весело спросил:
— Такь, и шо мы будем работать?
Я мысленно «перевела» его вопрос и достала кольцо с сапфиром.
Игорь Николаевич живо замахал обеими руками:
— И только не говорите мне, шо оно уже сломалось! Изя Якобсон делает вещи на века! А эту штучку я работал всего месяц назад.
Я поспешила успокоить его:
— Нет-нет, конечно, оно не сломалось, все в порядке.
— Это же штучная вещь! — продолжал петушиться Якушев. — Я работал ее целых три дня и могу сказать с хорошей гордостью: это хорошая работа!
— Конечно, конечно! Я ношу его с огромным удовольствием. Просто мне надо кое-что у вас узнать.
Ювелир перестал бушевать и с детским любопытством уставился на меня:
— Да? И какой же вопрос вы хотите с меня спросить?
Я решила, что ничем не рискую, если скажу этому забавному старичку правду. Разумеется, до определенных пределов.
— Вы, конечно, помните, кто вам его заказывал? — спросила я.
Якушев оживленно кивнул несколько раз, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Этот человек подарил его мне. А недавно я узнала, — тут в моем голосе зазвучало негодование, которое я испытывала на самом деле, — что у него есть другая женщина!