Читаем Я — Златан полностью

трансфер в Серии А этого года. И я так и не заплатил тот самый штраф за игровую приставку. Это уж Мино постарался. А Моратти в заявлении для прессы подчеркнул, что покупка Ибрагимовича сыграет для клуба такую же важную роль, как в свое время покупка Роналдо. Это, конечно, тронуло меня. Я был готов войти в «Интер». Но прежде мне надо было сыграть за сборную Швеции в Гетеборге, это была как бы разминка перед моим возвращением к настоящей жизни.

ГЛАВА 16

Матч со сборной Латвии мы выиграли 1:0. Забил мяч Ким Чельстрём, а на следующий день, 3 сентября, у нас был выходной. В этот день Олафу Мёльбергу, капитану «Астон Виллы», исполнялось 29 лет. Мы познакомились в нашей сборной, и поначалу он был очень тихим, почти какТрезеге. Но потом он раскрылся, и мы стали друзьями. Он хотел, чтобы я и Чиппен (Кристиан Вильхельмссон — прим, пер.) пошли с ним отметить. А почему бы и нет?

Мы обосновались в клубе на Авенин (главная улица Гетеборга — прим, ред.), в том, где на стенах фотографии. Газетчики описывали его, как «заведение». Каждое место, куда я прихожу, непременно становится «заведением». Там было пусто, мы сидели чуть ли не в пустом зале и спокойно выпивали. Делать больше было нечего; на часах 11. По правилам сборной, в 11 мы уже должны быть в отеле. Какого черта, сказали мы. Стоит ли так беспокоиться о времени? Мы и раньше поздно возвращались, и никто не поднимал из-за этого шума. Да и в конце концов, у Олафа был день рождения, мы совсем тихо посидели и в четверть первого, как хорошие мальчики, уже лежали в кроватях. Вот, собственно, и все. Мои друзья из Русенгорда ничего и не узнали бы, если бы я им не рассказал. Да ничего и не было, правда.

Но вот в чем проблема. Мне не удается даже выйти молока купить, чтобы об этом не узнали газеты. Куда бы я не отправился, за мной шпионят. «Я видел Златана там, я видел Златана тут»... Видимо, кому-то это скрашивает жизнь. И, видимо, это почему-то круто. Так всегда бывает, но в большинстве случаев люди встают на мою сторону: «О чем, собственно речь? Златан ничего не еделал». На этот же раз газетчики проявили изобретательность.

Они решили поднять шум и позвонили менеджеру сборной. Не стали спрашивать про нас или про то, когда мы явились, а просто спросили, каковы правила. Он ответил как есть: все должны быть в отеле в 11.

— Но Златан, Чиппен и Мёльберг явились позже. У нас есть свидетели, — заявили журналисты.

Наш менеджер — хороший парень, он нас всегда защищает. Но в этот раз он не успел просчитать варианты, а может, ему-просто в голову не пришло. Все ведь ошибаются, правда?

Если бы он сообразил, и сделал, как делают менеджеры итальянских команд, он спросил бы журналистов, нельзя ли перезвонить им позже, чтобы дать точную информацию. Он потом мог бы сказать им, что мы припозднились, потому что получили разрешение, или что-то в этом роде. И, конечно, нельзя было говорить, что мы избежим наказания, ни в коем случае. Таковы фундаментальные принципы: мы команда, мы одно целое, и, если мы заслуживаем наказания, нас могут наказывать, как считают нужным.

Но менеджер сказал, что никто не имеет права приходить позже 11 и что мы нарушили правила. И тут все полетело к черту. Утром мне позвонили: «Тебя вызывает Лагербек, будет разборка». Терпеть не могу разборок. Хотя, конечно, кое-какой опыт у меня есть. На разборки меня вызывали даже в начальной школе, так что ничего необычного для меня тут не ожидалось. Такая уж у меня жизнь, тем более, на этот раз я знал, о чем пойдет речь. Я позвонил одному из охранников, который, как я знал, кое-что смыслит.

Чего мне ждать?

Похоже, тебе пора собирать чемоданы, — ответил он.

Я ничего не мог понять. Собирать чемоданы? Потому что я немного опоздал? Но потом смирился. А что мне оставалось? Я упаковался и даже не стал придумывать оправдание. Уж слишком все глупо. Раз в жизни правда должна восторжествовать. Я пришел, там сидел Лагербек и вся банда, а также Мёльберг и Чиппен. Они были не так спокойны, как я. Потому что не привыкли. А я чувствовал себя как дома. Я даже скучал по такому: словно бы я в школе и меня грозят оставить на второй год.

Мы решили отправить вас домой, — объявил Лагербек. — Что вы на это скажете?

Я прошу прощения, — сказал Чиппен. — Мы и правда поступили глупо.

И я прошу прощения, — сказал Мёльберг. — Но... как вы преподнесете это прессе?

Тут все начали это обсуждать, а я сидел совершенно спокойно. Я ничего не говорил, и Лагербек, видимо, почувствовал, что чтото не так. Не был я похож на проштрафившегося мальчишку.

А ты, Златан? Ты что скажешь?

Ничего.

Что ты имеешь в виду?

Именно то, что сказал. Ничего!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное