Я — Златан

А еще я завел щенка. Мы назвали его Трастор. Вот теперь у меня есть семья. Хелена, Макси и Трастор. В эту пору я все время играл в Xbox. Сверх всякой меры. Это стало как наркотик. Я не мог остановиться. Часто сидел с маленьким Макси на коленях и играл. Мы тогда ожидали, когда будет готова наша квартира, и жили в Милане в отеле. Когда мы заказывали еду, то чувствовали, что они устали от нас, а мы — от них. Отель действовал нам на нервы, и мы решили переехать в другой — в Nhow на Виа-Тортона. Там нам стало получше, но все-таки сумбурно.

C Макси нам все было внове, но мы, конечно, заметили, что он плохо реагирует на окружающих и не набирает вес, даже наоборот, теряет. Он худел. Но мы не знали, как должно быть. Может, все нормально? Кто-то сказал, что малыши иногда теряют вес сразу после рождения, а с виду он крепкий, не правда ли? Он ел, его животик надувался и казался твердым, затем его рвало. Он все время хныкал. Разве это нормально? Мы ничего не понимали. Я обратился к семье, к друзьям; все меня успокаивали: ничего, скорее всего, все в порядке. Но я так не думал. Я искал объяснений.

Это круто. Он мой ребенок. Что может быть не так? Но мы не переставали волноваться, потому что Макси не усваивал пишу и все больше худел. Он родился с весом 3 кг. Сейчас он весил мень-

ше 2 кг 800 г, и я нутром чуял, что это не дело, совсем не дело. Наконец я не выдержал:

Что-то не так, Хелена!

Мне тоже так кажется, — ответила она.

Как вам объяснить? То, что было смутным подозрением, превратилось в уверенность. Меня просто корежило. Я никогда прежде ничего не принимал так близко к сердцу. Пока у меня не было ребенка, я был Мистер Непробиваемый. Я мог рассердиться, даже взбеситься, испытать любые эмоции. Но все улаживалось, если я боролся. А тут... Я ощущал бессилие. Я не мог заставить его быть здоровым. Я вообще ничего не мог.

Макси все слабел. Он был такой маленький и худенький — просто кожа да кости. Казалось, жизнь покидает его. Мы метались в панике, и вот к нам в отель пришла врач. Меня не было, я в этот день играл. Но нам повезло.

Докторша понюхала рвоту, осмотрела ребенка и твердо сказала: «Вам срочно нужно в больницу». Дальше я помню все очень точно. Я был в команде, мы играли домашний матч с «Мессиной». У меня зазвонил телефон. «Макси будут оперировать! — кричала Хелена в истерике. — Он в опасности!». «Неужели мы его потеряем? — пронеслось у меня в голове. — Неужели такое возможно?». В мозгу роились самые параноидальные мысли, и я пошел к Манчини. Он, как многие тренеры, сам в прошлом футболист, начинал карьеру тренера под руководством Свена Ёрана Эрикссона в «Лацио». Он имел сердце, он понял меня.

Мой ребенок болен, — сказал я, заглядывая ему в глаза и чувствуя себя дерьмовей некуда.

У меня в голове теперь была не победа в матче. Там был Макси, и больше ничего, мой крошечный мальчик, мой любимый сынишка. Манчини предложил мне самому решить: играть или нет. Я уже забил шесть голов в этом сезоне и был в отличной форме. Но теперь-то что делать? Да, конечно, Макси не станет лучше, если я буду сидеть на скамейке. Но сумею ли я выступить? Я не знал. Мои мозги буквально кипели.

Хелена мне докладывала о каждом шаге. Они приехали в больницу, вокруг — орушие дети и никто не говорит по-английски. Сама Хелена не знает ни слова по-итальянски. Она совсем растерялась. Ничего не понимала, кроме того, что ребенок в опасности, а врач требовал, чтобы она подписала какие-то бумаги. Какие? Она пыталась понять, но думать времени не было. Она подписала.

Думаю, в такой ситуации подпишешь все что угодно. Затем принесли еще какие-то бумаги. Она подписала и их, и они забрали у нее Макси. Она страдала, я это чувствовал.

И что же дальше? Хелена вся извелась, Макси слабел. Но она выдержала. А что еще ей оставалось? Только принять все как есть и надеяться. А Макси унесли врачи и сестры. Тогда понемногу до нее начало доходить, что происходит. Желудок мальчика не работал, как полагается, и ему требовалась операция.

А я на безумном стадионе «Сан-Сиро» никак не мог сосредоточиться. Я все-таки решил играть. Но все было как в тумане, и вряд ли я играл хорошо. Да и как я мог? Помню, я заметил у боковой линии Манчини. Он сделал мне знак: дескать, заменю тебя через 5 минут. Я кивнул. Конечно, я покину поле. Все равно не могу еделать ничего путного.

Но через минуту я забил. «К черту Манчини!» — промелькнуло в голове. Пусть только попробует заменить меня. Я играю, и мы выигрываем. Я играл на ярости и диком возбуждении, а когда матч кончился, буквально вылетел с поля. Никому не сказал ни слова в раздевалке и едва запомнил дорогу. Сердце бешено колотилось.

Но больницу помню отлично. Помню этот запах, и как я несся вперед, спрашивая у всех: где? где? — и неожиданно наткнулся на помещение, где Макси лежал в инкубаторе вместе с другими детьми. Он казался еще меньше, чем обычно, просто воробышек. От носа и тельца тянулись трубки. Сердце выпрыгивало у меня из груди, когда я смотрел на него и на Хелену. И что вы скажете. Я крутой парень из Розенгерда?