Я - Златан

– Это неважно. Мы не продаём тебя.

И я подумал: Ну и прекрасно, после всего я не буду спешить, и вместо

этого постараюсь заполучить контракт получше.

«Если ты пять игр подряд выдашь хорошую игру, я предложу тебя

новый контракт», – сказал Хассе Борг, а после я сделал это, превосходно сыграл в пяти, шести, семи играх, и мы уселись поговорить об условиях контракта.

Моя зарплата поднялась почти на десять тысяч, и затем должна была

повыситься еще на десять тысяч, я думал это нормально. В действительности у меня не была ответа, и я пошёл к папе и с гордостью показал свой контракт.

Он не был впечатлен. Он полностью изменился. Сейчас он был моим самим

заинтересованным болельщиком, и вместо того, чтобы с головой погрузится

в свою войну или что-то вроде этого, он сидел дома и целыми днями читал о

футболе все подряд, и когда он прочел параграф о моей продаже в

зарубежный клуб он вскочил.

– Что за херня? – сказал он. «В этом контракте нет ничего о том,

сколько от сделки получишь ты».

– Сколько получу я?

– Ты должен получить десять процентов, если тебя продадут. Если

нет, то они используют тебя».

И я подумал, что действительно, я захотел бы десять или двадцать

процентов. Но я не понимал, как мы сможем получить эти деньги. Если бы

была такая опция, то Хассе Борг упомянул бы о ней, не так ли?

Но я спросил его на всякий случай. Я не хотел сдаваться просто так.

«Эй Хассе», – сказал я. «Получу ли я долю, если вы меня продадите?»

Конечно, я не ожидал ничего другого. «Извини, сынок!» – сказал он. «Так не

пойдет», – и затем я сказал об этом папе. Я понял, что мы не отступим.

Если это не работает, то это не работает. Но был и другой вариант. Он

рассердился, и попросил у меня номер Хассе Борга. Он позвонил один раз,

второй, третий, и наконец, он дозвонился, и не согласился на «нет» по

телефону. Он потребовал встречи и добился её. Мы должны были

встретиться с Хассе Боргом в десять на следующий день в его офисе, можете

себе представить. Я нервничал. Папа – это папа, и я волновался, что он может психануть, и честно говоря, он еще и был не в себе! Папа вышел из-под контроля довольно скоро. Он вышел из себя и ударил кулаком по столу:

– Мой сын лошадь, что ли?

Нет, конечно Хассе Борг не считал меня лошадью.

– Тогда, почему вы относитесь к нему как к лошади?

– Мы не относимся к нему…

Это продолжалось какое-то время, и, в конце, папа заявил MFF, что

они меня больше не увидят. Я не сыграю и минуты, если контракт не будет

пересмотрен. В этот момент Хассе Борг побледнел, из чего я понял, что мы

добились своего. Шутки с моим отцом плохи. Он похож на льва. Мы

получили свои десять процентов, что означало очень многое. Вся заслуга принадлежала папе, и все случившееся послужило уроком, что надо держаться своего. Но я все еще верил Хассе Боргу на счет агентов, что они воры. Он был моим наставником, типо дополнительного папы. Он приглашал меня к себе на ферму в деревне, я знал его детей и жену, даже видел собаку и животных, спрашивал у него совет, когда купил свой Мерседес Кабриолет по предварительному взносу.

В то же время, ну как вам сказать? Ситуация была на грани. Моя

уверенность росла, и я уже стал смелым. Я забивал еще более искусные голы,

и все те бразильские трюки, что я практиковал часами, начали работать. Я

был вознаграждён за свои усилия. У меня были трудные времена в

молодежной команде, и родители жаловались: Ох, он снова дриблингует! Он

не играет для команды и все такое. Но теперь трибуны приветствовали и аплодировали мне, я получил его, это было моим шансом. Все еще были люди, которые жаловались. Но это задевало их, особенно когда мы выигрывали, и толпа сходила с ума по мне.

Охотники за автографами, рёв и постеры, море зрителей давали мне

силу, и я был в очень хорошей форме. На выезде против «Вастерас» я

получил пас от Хассе Маттисона. Это было в добавленное время. Игра была

почти закончена. Но я увидел препятствие и забросил мяч себе на ход и оставил пару соперников позади, Майстрович был один из них, это было маленькой, но эффектной вещью, и я смог отправить мяч в ворота.

В Супереттане я забил двенадцать голов, больше чем кто-либо в

«Мальме», и мы вернулись в Allsvenskan, а я был очень важным игроком в

команде. Я не был только индивидуалистом, как говорили некоторые. Я начал различать вещи, и истерия вокруг меня только возрастала, и уже тогда я говорил не только штатные вещи.

Я еще не имел никаких проблем с медиа. С журналистами я был сам

собой, я говорил с ними о том, какие машины я хочу, какие игры я играю, и

я говорил вещи вроде: «Есть только один Златан» и «Златан это Златан», а не

вся эта скромная чушь, и замечал, что я был кем-то совсем новым. Это не

было обычным «мяч круглый» и все такое

Я был раскрепощен, всё шло от сердца. Я говорил почти как дома, и