«Я» значит «Ястреб»

Уже смеркается, становится все темнее, и начинает накрапывать дождь. С дождем и сумерками приходит и запах осени. Приятная дрожь пробегает по телу. Но я даже не подозреваю, какой меня ждет сюрприз. Дело в том, что мы вот-вот станем свидетелями удивительного явления, вечернего ритуала, о существовании которого я до сегодняшнего дня даже не подозревала. Оздоровительный бег трусцой! Подобно летучим мышам, покидающим место ночевки, бегуны вырастают перед нами, все множась и множась. Сначала один-два, потом еще один, потом трое вместе. К тому моменту, когда мы с Мэйбл уже на полпути домой, создается впечатление, что мы попали в документальный фильм о национальном парке Серенгети. Они везде. Их целые стаи. Однако они бегут по тропинкам, и это хорошо, потому что я могу отступить вместе с ястребом в треугольник некошеной травы и звездчатки в том месте, где тропинка раздваивается. Мы стоим в темноте и смотрим, как к нам приближаются бегуны, как разделяются на две цепочки и следуют дальше, обтекая нас с обеих сторон. Конечно, им нас не видно. Мы не двигаемся. «Может, бегуны, как динозавры из «Парка Юрского периода», не в состоянии видеть то, что стоит неподвижно», – говорю я Мэйбл.

Дождь усиливается, и плоская голова моей птицы уже покрыта бусинками, словно драгоценными камешками, сияющими в свете натриевых ламп. Она держит равновесие, упираясь в мою руку подушечками пальцев, – так она делает всегда, когда спокойна. В темноте ее зрачки расширились и стали похожи на кошачьи. «Черт побери, – думаю я, – она запрыгивала на мой кулак дома. Интересно, может, запрыгнет и сейчас?» Рядом с нами деревянная загородка, защищающая саженец липы. Я сталкиваю Мэйбл на верхушку шеста, и она вот так просто, натянув должик на всю длину, – блям! – прыгает обратно на мой кулак, где ее ждет пища. Несмотря на встречный ветер, на капающий в глаза дождь, на топающих позади бегунов, она трижды запрыгивает на кулак, а потом встряхивается, разбрасывая вокруг дождевые капли сияюще-оранжевого цвета. Великолепно.

Глава 13 Алиса, падая

Свет ровно лежит на траве, коровы после дойки снова пасутся на полях, и далекое небо, уходящее в сторону Бакингемшира, начинает темнеть, покрываясь рваными свинцово-серыми облаками. Тет посажен на ограждение колодца в двадцати шагах от Уайта, и дрессировщик очень доволен собой. Он познал простой и великий секрет соколиной охоты: теперь он знает, что ястреб полетит к нему, если голоден, и будет плохо себя вести, если сыт. Из длинной просмоленной бечевки Уайт смастерил шнур для тренировочных полетов, скрутив его вдвое, чтобы держал крепче, и привязал к вертлюгу Тета. Итак, ястреб сидит поодаль от Уайта, а тот для подзыва птицы решил выбрать мелодию псалма:

Господь – Пастырь мой;
Я ни в чем не буду нуждаться:
Он…

Уайт трет глаза: они уже начали болеть. Целых десять минут он насвистывает этот старый шотландский напев двадцать второго псалма Давида, но, когда во рту пересохло и одолевают комары, не так-то просто выводить нужные ноты.

Господь – Пастырь мой;
Я ни в чем не буду нуждаться…

Но Уайт нуждается. И даже очень нуждается.

В который уже раз он машет рукой в перчатке. Согнутая часть кроличьей лапки болтается на суставе. Давай же, Тет! Подлетай! И снова в вечернем воздухе плывут печальные ноты псалма. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих. Смотрит ли на него ястреб? Конечно, смотрит. Но почему не подлетает? Ничего, скоро подлетит.

Он покоит меня на злачных пажитях. Уайт уже час стоит на одном месте, иногда впадая в отчаяние и упокоиваясь на злачных пажитях среди коров, затем вновь поднимаясь с пажитей в надежде, что ястреб все-таки подлетит. Но ястреб не летит. Уайт делает шесть шагов к колодцу и, протянув руку птице, снова свистит. Тет смотрит. Он не понимает, что от него хотят. Человек просто не умеет его дрессировать. Тянутся томительные минуты. Больше Уайт ждать не в силах. Взявшись за шнур, дергает. Потом тянет, силой стаскивая Тета с ограды. Ястреб валится на землю и, посидев несколько секунд, вновь взлетает на прежнее место. Уайт его стаскивает. Потом еще и еще. После четвертого раза измученный ястреб бредет к Уайту через кусты чертополоха. И Уайт начинает отступать. Ястреб, ничего не понимая, следует за ним. Уайт отходит еще быстрее, помахивая кроличьей лапкой. Тет пускается бегом. «Подпрыгивая большими и мелкими скачками, жуткая жаба, распушив перья, торопилась следом за мной, – писал Уайт. – А последние два шага из двадцати четырех она пролетела и села на мой кулак». Позднее в тот же вечер он наградил ястреба куском крольчатины. В общем и целом, день удался, решил Уайт. Теперь он начал понимать, как довести ястреба до нужной кондиции.