«Я» значит «Ястреб»

За два дня до поминальной службы по отцу на холме во время нашей охоты произошел необычный случай. Мы поднимались вдоль живой изгороди по краю сжатого поля. В кустах мы обе заметили фазана – услышали его квохтанье и шелест, когда он прошмыгнул, точно крыса, мимо сырой, поросшей крапивой канавы. Мэйбл рванула вверх и уселась над живой изгородью, но повернулась в другую сторону, так что мне ее не было видно. Мы обе были возбуждены. Я полезла в кустарник, предвидя, что теперь в любую секунду, шурша лоснящимися перьями, фазан может выскочить мне навстречу. Потом я высунулась и сразу услышала в воздухе свист, после которого, к своему крайнему изумлению, почувствовала сильнейший удар по голове. Я отпрянула. На меня напала моя птица! В глазах потемнело, потом из них посыпались искры. Возникло странное проприоцептивное чувство, что мне на голову надет терновый венец – непривычный нимб боли. Мэйбл оттолкнулась от меня, оставив восемь следов когтей, вновь уселась на дерево и, изогнувшись, стала всматриваться в заросли в поисках фазана, который сделал то, что великолепно умеют делать все фазаны, – удрал. Я отрешенно покачала головой. Она решила, что это фазан. Она не поняла, что это я прячусь. В ушах странно загудело, но вскоре, когда за дело взялись эндорфины, боль немного утихла. Я протянула руку, посвистела и, когда Мэйбл вернулась, машинально пошла с ней дальше вдоль живой изгороди. Мы продвигались вперед, освещенные солнцем, и я почувствовала приятную нежную ауру окутавшего нас золотистого тепла. Голова немного кружилась, ноги не очень слушались. «Почему мне все кажется таким странным и откуда такая резь в глазах? – недоумевала я. – И с чего это ястреб хлопает крыльями прямо у меня под носом?»

Сообразила я не сразу. Но когда потерла глаза, моя рука оказалась – по-шекспировски театрально – вся испачкана кровью. Я сняла очки, они тоже были в крови. Кровь стекала по лбу в левый глаз и, конечно, привлекала внимание голодного ястреба.

«Бог мой! – подумала я. – Прямо как у Эдгара По».

Рукавом и пучком мокрой травы я стерла кровь – там, где ее было больше всего. К счастью этого оказалось достаточно, чтобы ястреб-тетеревятник передумал меня есть. Нащупала след от когтя – глубокий порез длиной чуть больше сантиметра прямо между глаз. Ага, шестая чакра, средоточие скрытого знания, теперь окрашенное в красное «бинди»[25] аустрингера. Я зажала ранку, чтобы остановить кровь.

Потом мы продолжали охотиться, и я, спотыкаясь, бегала по полям в тумане болезненной эйфории. Солнце село за облачную пелену серого вещества головного мозга, превратившись в светящийся диск, который сиял мне сквозь наполненный тальком воздух, и оно было в точности такого же цвета, как глаз Мэйбл. Я подняла руку с птицей повыше, чтобы сравнить их, и была потрясена сходством солнца и ястребиного глаза. Когда мы забрались на вершину холма, ноги отказались мне служить. «Хватит, – сказали они. – Хватит ходить. Присядь и немного вздремни».

Поэтому я уселась прямо в жнивье и, слабо соображая, могла лишь поражаться красоте окружающего мира. Из низин поднимался туман. Над головой тучами проносились стайки золотистых ржанок. Под ногами на фоне сухих срезанных стеблей голубели свежие листочки рапса. А в небе полыхали отсветы пропавшего за вершинами холмов солнца. Заводили свои песни сверчки. Прямо над нами к месту своего ночлега летели грачи, напоминая движущиеся созвездия маленьких черных звезд. И, быть может, удар по голове, полученный от ястреба, всколыхнул у меня в сознании что-то человеческое, потому что, вернувшись домой, я села на диван, залепила ранку кругляшком пластыря и всего за двадцать минут написала траурную речь для папиной поминальной службы.

Глава 23 Поминальная служба