Я знаю, что видел

ОАЭ? Так, значит, он араб? Будь он арабом, я бы заметил. Разве нет? Но обстоятельства, видимо, ввели меня в заблуждение. Он светлокожий. Я видел его в викторианском особняке вместе с белой женщиной и просто сделал предположение – получается, ошибочное. Но даже пусть так, это все равно он.

– И что? – переспрашиваю я, укротив наконец свой голос.

– А то, что вы не упоминали, что он араб, – отвечает Конвэй. – По вашим словам, это был белый мужчина.

Не веря своим ушам, смотрю на Блэйк.

– Но светлокожий или белый – ведь без разницы! Он убил женщину.

– Ну, мы думаем, он этого не делал, – заявляет Конвэй, забирая у меня фотографию.

– У него есть алиби на ночь убийства, – тихо добавляет Блэйк.

– Какое алиби?

– Его не было в стране, мистер Шют. Он был в ОАЭ. – В его голосе я слышу восторг, будто он подловил меня на чем-то… на лжи.

– Кто угодно может… мог такое сказать, а вы проверили?

– Да, мистер Шют, проверили. Мы видели его паспорт, он любезно нам его продемонстрировал. И электронный авиабилет, – холодно чеканит Конвэй, – И мы разговаривали с авиакомпанией. Это был не он.

В голове снова стучит, и я обхватываю ее руками. Это обязан быть он. Это был он, разве не так? Внезапно моя уверенность улетучивается. Может, я и правда видел белого мужчину. И в первый раз все описал верно, пока они не втянули меня в эти странные рассуждения.

– Значит, это был не он. Как я говорил, это был белый мужчина.

Они снова переглядываются.

– Других жильцов вы проверяли? Я не знаю, тот ли это парень, – настаиваю я, тыкая пальцем в снимок, – но там был кто-то. Кто-то в этом доме убил женщину.

Слышу, как голос переходит на пронзительный крик.

Блэйк встает, грустно покачивая головой.

– Полиция проверила дом. Нет никаких свидетельств совершенного там убийства.

Нет свидетельств? Как это возможно?

– И что теперь? – спрашиваю я. – Каков ваш следующий шаг? Вы не можете позволить ему спокойно уничтожать улики.

– Наш следующий шаг таков: не хотите ли вы отозвать свое заявление? – спрашивает Конвэй. – Чтобы дело об убийстве не стало висяком.

– Отозвать? Не стану я ничего отзывать! Я знаю, что видел, и поверить не могу, что вы не принимаете меня всерьез!

Блэйк крепко сжимает папку под мышкой.

– Подумайте, Ксандер, – уговаривает он. – Вы могли ошибиться. Я могу понять и, конечно, пойму. Вам самому предъявлено крайне серьезное обвинение. Человеку нанесли тяжелые травмы. Мистер Сквайр жив, но он никого не трогал, а на него напали с ножом. Поэтому я могу понять, что под стрессом вы, пытаясь защититься от этого обвинения, заявляете другое. Поверьте, мы часто видим, как люди выдвигают встречные обвинения в ответ на обвинения, предъявленные им, но здесь, Ксандер, все слишком серьезно. Даем вам шанс. Откажитесь, и мы все спишем на нервы. Иначе, боюсь, нам придется обвинить вас в том, что вы намеренно отнимаете у полиции время. Или препятствуете правосудию, если прокурор повернет дело в эту сторону.

Перевожу взгляд с него на нее и обратно. Нарочито неторопливо скрещиваю на груди руки.

– Ну, значит, предъявляйте мне ваши обвинения, – отвечаю я.

Глава четырнадцатая Пятница

В журналах все еще обсуждают темную материю. Математика остается математикой, а теоретическая физика остается все такой же, теоретической. Меняется только настойчивость, с которой нам напоминают, что мы ничего не знаем. Когда я думаю про темную материю, всегда возвращаюсь к Рори и к нашим с ним разговорам. Мне больше не с кем было это обсудить, только он понимал достаточно глубоко.

– Девяносто пять процентов Вселенной состоит из темной материи и темной энергии, – сказал я ему однажды.

Возможно, это был один из раундов наших «дебатов», организованных папой.

– И что? – переспросил он.

– А то, что ни того ни другого никто никогда не видел. Все чисто гипотетически.

– И?

Он проделал то, что я так сильно ненавидел, – приподнял пальцем бровь.

– Эрго, черт возьми, нам известны лишь пять процентов Вселенной. И мы даже понятия не имеем, что там, в оставшихся девяноста пяти.

Он сделал паузу, обдумывая услышанное.

– Нет, – наконец произнес он. – Это не то же самое.

Я уставился на него.

– Это не то же самое. Мы не знаем, из чего оно состоит в плане элементов, но мы знаем, что это. Это темная энергия и темная материя.

– Нет. Это все чертова гипотеза. Просто теория. Которая существует лишь в голове какого-то физика.

Помню, папа был в это время в комнате; я всегда знал, когда он рядом. Читал газету, но слушал. Мама тоже, возможно, в этот момент застыла где-то поблизости, со своими очками, которые висели на цепочке у нее на шее. Хотя с той же вероятностью она могла в это время работать над диссертацией в своем кабинете.

Папа улыбнулся: он увидел то, чего не видел я, и ему это очень понравилось.

– Я не согласен, – возразил Рори, – оно существует.

– Откуда ты знаешь? Это когда-нибудь видели? Кто-то его обнаружил?

– Это может быть слабо взаимодействующая массивная частица. Что, если ее нельзя обнаружить, потому что она слишком слабо взаимодействует с другими? С нейтрино, там, и остальными.