Поэтому он только пытал, но никого не насиловал. Это те люди убивали дочку должника, а он все-таки свою дочь. Это те люди виноваты. А он даже сдаться хотел, и Яну просил в милицию пойти, но все что-то не складывалось.
Яна ему два раза даже помогала гараж мыть. Себя наказывала. И его. Парик светлый надевала, чтобы быть как раньше, и чтобы быть как Вета. Они оба, наверное, нездоровы. Это все-таки по наследству передается иногда.
А может, Яна просто бедная девочка, которой пришлось смотреть, как убивают ее сестру, потому что ее отец подонок. Он ничего не знает, у него мысли давно путаются. Он недавно убил девочку, которая ходила к Яне, специально ее выбрал, потому что она наркоманка и все равно болела — думал, вдруг так справедливее будет. А вот мальчика он убил зря. Разозлился. Но Яна ведь его любила, а он так поступил. Наверное, Яна теперь злится.
Яр слушал все это и жалел, что не убил этого человека посреди города и не сел рядом с трупом ждать милицию.
Но Яр сделал все по-другому. Теперь эта женщина с аккордеоном будет жить и петь свои песни.
Нора заберет Айну, если его посадят в тюрьму, а если нет — он поедет на север, на острова у самой границы ледников.
Там найдется работа.
Там будут самые долгие ночи и самая холодная, никогда не согревающаяся вода. Айна вырастет в злую рыжую овчарку, и у его жизни будет смысл — должен же кто-то выгуливать собаку. Нора за ней так далеко не поедет.
Там будет катер с золотым фонарем, на котором он будет выходить в черный океан.
Оба варианта его устраивали. Сдаваться сам он не собирался.
Оставалось сделать последнее дело.
Утром будут хоронить Артура Маянского. В неосвещенной земле, а вместо креста будет палка с прибитой к ней латунной табличкой. Яр приедет на похороны и вложит ему в руки резной деревянный гребешок.
Пусть отдаст его дочери.
Интермедия
… которая представляет ценность только для тех, кто читал цикл "Мы никогда не умрем".
Яр понял, что этот человек ничего не расскажет, едва заглянул ему в глаза. Все слилось — месяцы поисков, четыре часа ожидания в белом больничном коридоре, стерильный шершавый воздух, исцарапавший легкие. Все слова, которые он надеялся услышать. Яр чувствовал, что все было зря, но все еще надеялся, что ошибся.
Яр очень редко ошибался.
— Вы не пациент.
Голос у врача был хриплым, какой бывает у изможденных бессонницей людей. Когда слова спят в горле и не хотят, чтобы их тревожили.
— Мне нужна помощь, — пожал плечами Яр. Сел на белоснежный табурет, посмотрел на часы. — На прием сколько положено, десять минут?
— Допустим.
Яр не скрываясь рассматривал врача. Молодой, скорее всего студент последних курсов. Странный, впрочем, Яр привык к странным людям. Волосы почти белые, будто седые. Неприятное лицо, носатое лицо, угрюмо сжатые губы. И словно все в его лице, одежде и манерах противоречило друг другу. Не подходили бледному лицу темно-серые глаза, нервные пальцы не походили глубокой морщине между бровей. Даже в никотиновых пластырях, виднеющихся из-под манжеты черной рубашки было что-то неправильное.
На фотографиях этот человек выглядел совсем иначе. А в юности это был совсем другой человек.
— Вы — Виктор Редский? — спросил Яр.
Он молча показал на бейдж.
— Знаете эту женщину?
Яр достал из кармана вырванную из книги страницу. Мятую, с обтрепавшимися краями. Яр доставал ее слишком часто. Он хорошо помнил голос: «…не злой. Такой день паршивый, муторный, длинный…», но все время забывал лицо аккордеонистки. Помнил свитер и длинную юбку, спутанные светлые волосы и алый платок. Ледяные клавиши аккордеона, ее горячие пальцы, перепачканные в его крови.
«Может, тогда меня и правда сегодня не убьют».
Он помнил. Мог бы забыть, если бы эту женщину не убили через три дня. Яр узнал об этом много лет спустя, когда все-таки полез читать новости в интернете, хотя зарекался никогда этого не делать.
Мария. Яна сказала, что это горькое имя.
Ее не должны были убить, а он не должен был забывать ее лицо.
— Нет, — наконец ответил Виктор, возвращая ему страницу. — Впервые вижу.
— Вы лжете. Вы учились у нее больше десяти лет назад.
— Вот как?.. А, кажется, я припоминаю… она вела какой-то театральный кружок, а? Простите, это было слишком давно, и вообще школьные кружки редко кто хочет вспоминать…
— Она умерла, — перебил его Яр.
— Очень жаль, — неожиданно ядовито выплюнул Виктор. — Кажется, она очень много курила, просто не вынимая…
— Ее убили.
— И характер у нее был дерьмо, — цинично сообщил он. — Да, точно, я помню — такая молодая истеричка, «котятки», «хорошие», если не курила сигареты — курила траву, хорошо читала Бродского и хреново — Мандельштама. Очень жаль, что так получилось, удивительно, как такое могло произойти и все это очень несправедливо, а десять минут уже прошли.
— Послушайте! Мне сказали, что вы хороший человек и обязательно захотите разобраться…
— Кто сказал? — Серые глаза посветлели, стали почти прозрачными. — Кто сказал вам такую глупость?