Я знаю точно: не было войны

Балагура отпустил шиворот, посмотрел Антону в глаза, зачмокал губами, как будто леденец начал сосать, что-то внутри него происходило, какой-то внутренний процесс, он вроде как оценивал этого парня, не будет ли у его старого приятеля Лойка из-за этого гостя неприятностей? И никак не мог принять окончательное решение.

— Так, прошу, дуже прошу, благаю, підкажіть, як його знайти.[31]

Антон настороженно смотрел на извозчика. Шрам балагуры стал бледным, как снег, но вот тот принял решение и произнес:

— Добре, повірю тобі, хлопче. От і Микола. Ще по єдиній.[32]

Николай спокойно и уверенно разлил мутную жидкость по стаканам. Они опять выпили. На сей раз Антон даже не заметил, как горилка попала в его желудок, все сейчас было в руках его собеседника. Как только Николай снова закунял, склонив голову набок, извозчик наклонился к Антону и шепотом произнес:

— Бачиш, той жид, що до тебе спиною сидить — то зятик Лойка, Рувім. Підійди до нього. Він тебе й проведе. Якщо ти йому до ока впадеш. Та візьми старому Ганіної горілки, старий її поважає. Літру бери, не менше.[33]

Глава двадцать пятая. Важная миссия Гната Горилки

На утро голова Гната Рохли, которого односельчане справедливо величали Гнатом Горилкою, привычно болела. Для этого у старого Гната были солидные основания: вчера он опять-таки хорошо принял оковитой. Выпив кружку рассола, заботливо заготовленного с вечера, Гнат прошел на кухню, которая была в отдельном сарайчике. Еду для живности — полтора десятка курей и откармливаемого поросенка он приготовил с того же вечера, чтобы иметь возможность выпить как следует. Выпивка выпивкой, а живность то того… она жрать требует каждый день! Много живности Гнат не держал: жил бобылем, так что не до нее ему было. Занятий хватало. Вот только сегодня ему надо было опять собираться в дорогу. Лошадку он пошел кормить первой: положил в торбу овса, насыпал недавно скошенного сена, погладил по холке, мол, извини, дорогая, а сегодня опять в дорогу. Лошадка его, видавшая виды, все-таки была ухоженная. Какой бы ни был любитель водки Гнат Горилко, а живность, как уже замечено раньше, уважал, и не позволял пиянству мешать обычному ходу вещей. После раздачи обычной порции еды он пошел на кухню, где уже вскипала вода, приготовил чай из трав, который ему лучше всего помогал разобраться с последствиями похмелья, бросил на сковороду три только что найденных яйца и задумался. Конечно, ехать ему не хотелось, да и работы особой не было. Вроде и говорят, что лето время жаркое, а Гнат как-то умудрялся при этом не переработаться. Принцип у него был такой: работать так, чтобы пуп не надорвать. Опять же — жены нет, детей нет, не на кого ишачить, а на себя, так сколько себе самому нужно? Вот на это нужно и нарабатывал. Яичница, зажариваемая на сале смачно зашипела, по кухне прошелся легкий дымок, краюха вчерашнего хлеба и луковица, только что снятая с грядки, дополнили завтрак сельского бобыля. Сложив в торбу еще один шмат хлеба с салом, посыпанным крупной солью, да пару помидор, Гнат засобирался в дорогу. Путь предстоял неблизкий, но и не далекий, а чтобы к вечеру управиться, все равно, надо было выезжать. Подумав, Гнат от горилки отказался. Уже как приедет, тогда.

Лошадка, которая хорошо знала дорогу, шла легко, пусть не так резво, как в дни своей молодости, но телега не была груженой и чего еще ей, лошадке, надо? Не прогулка, а благодать! Гнат, по привычке, стал немного подремывать, не спать, конечно, что вы, а именно подремывать, так что можно было замечать все, что на дороге делается, да заодно и отдыхать в самой расслабленной позе, какую мог себе позволить.

Воспоминания пришли совершенно неожиданно. Прямо посреди дороги, когда солнце еще не палило нещадно, и небольшие облака обозначали остаток утренней прохлады, но злые августовские мухи уже носились над телегой, норовя побольнее укусить возчика. Какая-то тень в очередной раз накрыла изморщиненное лицо. И тут вспомнилось…

Обстрел тогда длился почти весь день. Немцы грубо и методично обстреливали позиции, в окопах, заново отрытых бойцами, было жарко. По русским меркам французские окопы были мелковаты. А немецкий обстрел был ураганным, казалось, он не прекратится ни на минуту. Снаряды рвали линии заграждений из колючей проволоки, утюжили тщательно отрытые окопы, вырывая огромные куски земли, смешанной со смертоносной сталью. Кто мог, спрятались в блиндажах. К ночи обстрел немного стих, но на утро усилился снова. Было ясно, что вот-вот пойдет атака. Это была уже не первая атака немцев на русские позиции, поговаривали, что немцы перебросили сюда свежие силы, чтобы разбить именно русскую бригаду — отбить у наших любое желание помогать союзникам. Когда огонь немецкой артиллерии внезапно стих солдаты стали занимать позиции, Гнат и Архип находились в одном блиндаже, а на позиции находились бок о бок.

— Ты глянь… — Архип толкнул в бок Гната.

— Шо?

— Та дывысь, вот.