Я знаю точно: не было войны

— Катенька, а когда ми с вами распышемся? — подал голос Тимур Герадзе, командир минометной батареи, он только что поступил откуда-то из-под Выборга с тяжелым ранением в живот, а вот тебе радость — теперь шел на поправку и был самым «ходячим» из всех лежащих в палате. Именно ему приходилось звать медсестричку, если что надо, санитарку, если было очень надо, он мог принести воды жаждущему, или газету и своими дополнительными обязанностями по палате совершеннейшее не тяготился. Жизнь била в его черных, как смола глазах ключом, а темперамент заставлял легонько флиртовать с любой женщиной, попавшей в его поле зрения.

— Вот когда сможете станцевать лезгинку на Красной площади, тогда и распишемся, — легко отшутилась Катюша, готовя укол для Тараса Лисоволыка. Тарасу приходилось туго, вот и сейчас Катенька приготовила два шприца, в которые набирала лекарства.

— Ах, коварная дэвушка! Где я буду искать ее на Красной площади, а, когда всэ будут смотрэть на мою лезгинку, вэрно, а?

В палате все кто мог, заулыбались. Катюша тоже. Улыбка ей удивительно шла. «Странно. У нее улыбка ну точь-в-точь, как у моей Ребекки», — подумал Аркадий. И тут же словил себя на том, что назвал Ребекку своей. А она пока что никому не принадлежала.

Очень скоро Катенька исчезла из палаты, прихватив за собой столик на колесиках, без которого ни один ее визит в палату не обходился. А Аркадий стал вспоминать события последнего года — все равно делать было нечего. До приема пищи точно.

В октябре тридцать девятого года многим стало ясно, что приближается война с финнами. Конечно, надеялись, что белофинны примут условия мирного договора, отодвинут границы от сердца революции — Ленинграда, но этого так и не дождались. В самом конце ноября начались военные действия. И начались они с неожиданным трудом. Внезапно Аркадия Григоряна 11 ноября отозвали из Могилев-Подольского погранотряда и направили в инженерный батальон при 44-й стрелковой дивизии Киевского особого военного округа, которая входила во вновь сформированную 9-ю армию под командованием комкора Михаила Павловича Духанова. Дивизией командовал сорокалетний комбриг Алексей Иванович Виноградов. После страшных чисток тридцать седьмого года майор Виноградов получил полк, а в январе тридцать девятого — дивизию. Его военное образование было всего лишь пехотные курсы, которые окончил аж в двадцать втором, да высшие химические курсы двадцать четвертого года. С такой базой знаний и отсутствием опыта командования на новом месте комбригу было трудно.

Как попал в 44-ю Аркадий? Скорее всего, кто-то из кадровиков вспомнил о строительном образовании молодого политрука и решил его использовать с большей эффективностью. Тем более, что укомплектовать дивизию до списочного состава надо было быстро. 13 ноября Аркадий прибыл на новое место службы, он не успел толком ни с кем попрощаться, хотя и хотелось, хорошо, что увидел Ребекку и перебросился парой фраз. Она пожелала ему счастливо возвращаться! И хотя это была всего лишь вежливая фигура речи, Аркадию от такого пожелания стало на душе теплее. За короткое время от прибытия до погрузки в вагоны Аркадий не успел близко сойтись ни с кем, разве что больше общался с младшим лейтенантом-сапером Петром Младеновым, болгарином, семья которого еще до революции перебралась в Россию. Петру исполнилось тридцать. Когда ему было пять с небольшим лет их с семьей отправили в ссылку, как «граждан, нелояльных к российской империи». Это случилось тогда, когда Болгария вступила в войну с Россией на стороне Тройственного союза. Петр закончил военное училище в тридцать пятом, был немногословен, как и Аркадий, но дело свое знал и любил. Не любил высовываться, выступать, поэтому многие его однокашники по училищу уже бегали капитанами. Профессионализм болгарина и свел Аркадия с лейтенантом Младеновым. Аркадий никогда не уставал учиться, особенно у тех, кто был опытнее его, а Петр был действительно опытным командиром. Еще Аркадий сумел понравиться двум людям — начштаба батальона капитану Степану Куракину, здоровенному курскому увальню с добрейшей улыбкой, да старому шоферу Севастьяну Логину. Логин был наполовину русским, наполовину мордвином, но свое шоферское дело знал. И не только. Он мог любую машину починить, с ходу разбирался в любых неприятностях с мотором, был незаменим на своем месте. Севастьян был малым разговорчивым, добродушным, немного вертлявым. Мог достать что угодно и где угодно. И кое-что от его щедрот доставалось молодому политруку Григоряну, которого сержант Логин почему-то сильно зауважал.