Кажется, Тим ему не понравился. А вот сам Глебушка Королькову как раз наоборот… Что было весьма странно, учитывая какой Корольков гомофоб. Вздохнув, я вернулась к созерцанию мелькающего за окном пейзажа, мысленно вновь и вновь мусоля недавние события. Вот как Корольков появился в дверном проеме я видела, а как в кабинете очутился Глеб не заметила. Но он оказался возле меня гораздо быстрее Тимофея, потому что тому пришлось разбираться с одним из дружков Бахвальского — амбалом метра под два ростом.
Второго конвоира кто-то из моих спасителей попросту отшвырнул вглубь кабинета и он завалился на пол между преподавательским столом и стеной, на которой висела доска. Вскочил, правда, почти сразу и бросился на Глеба, который уже сцепился с Бахвальским — посчитал видно, что амбалу помощь не нужна. А я стояла как дура. Ноги словно в старенький обшарпанный линолеум вросли, а руки тяжелые стали — умом понимаю, надо помочь как-нибудь, ну, долбануть чем-нибудь по голове Бахвальского или второго, а руки не двигаются совсем… Минут пять соляным столбом стояла, прежде чем мне пришло в голову охранника позвать — обитал он, правда, далеко, на центральном входе, но я неожиданно быстро за ним сбегала. А потом какой-то бред начался. У кабинета толпа образовалась: студенты, куда без них, преподаватели, даже ректор прискакал, наверно его охранник вызвал. И вот тут-то перед лицом общественности и оказалось, что это мы во всем виноваты. Ну, то есть я, Корольков и Хлебушек… напали на беззащитных студентов (здесь все дружно посмотрели на амбала, честное слово) и жестоко избили их (не ожидала, но Бахвальский выглядел гораздо хуже Глеба, словно, да — его действительно жестоко избивали). В общем, мы аморальные и работать в храме науки не можем, так что нас с Корольковым уволили одним днем, спасибо полицию не вызвали — скорей всего, Евгений Палыч опасался, что полиция докопается, что у племянничка его у самого рыльце в пушку. И не знаю, как Корольков, а я счастлива. У меня словно камень огромный с плеч свалился. Теперь, конечно, надо работу срочно искать, но… пусть лучше так, чем еще раз с Владом столкнуться. Я вновь вздохнула и посмотрела на Глеба. Он сосредоточенно заруливал во двор серой многоэтажки, где жил Тимофей. Интересно, долго он на меня дуться будет?
— Вот я и на месте, — прервал молчание Корольков, взявшись за ручку дверцы.
— Спасибо, Тима. Снова ты меня спас, — попыталась я улыбнуться, но почувствовала, что щеки краснеют.
— На здоровье. Больше не влипай. Позже созвонимся, — и хлопнув дверцей, направился домой. В машине стало тихо, только было слышно как тихо гудит мотор. И в этой тишине…
— Что значит «снова»? — Глеб волком посмотрел на меня. Но отвечать мне как-то не хотелось. — Бл*ть, Лин, что значит «снова»?! Я пришибленно посмотрела на соседа, надеясь, что вопрос хотя бы отчасти риторический и ответ Глебу не так уж и нужен. Да и в самом деле зачем? Но парень, похоже, никуда не спешил и двигаться с места не собирался, пока я не дам признательных показаний. Помявшись, я начала рассказывать, краснея и запинаясь… но в какой-то момент вдруг поняла, что мне давно этого хотелось — вот так просто взять и наябедничать, выговориться. Хлебушек слушал внимательно… пальцы его все крепче сжимали руль, так что ободранные костяшки побелели — я нашла благодарного слушателя. И незаметно для себя выложила про Бахвальского всё, вплоть до подробностей той несчастной встречи возле дверей моей прошлой квартиры, когда меня спас Корольков. Ни Тимофею, ни Аринке я почему-то этого сделать так и не смогла.
— Идиотка, — грубо припечатал Глеб, заставив меня вздрогнуть.
Никак не ожидала, что он когда-нибудь мне такое скажет… А Глеб устало потер лицо. Вздрогнул, тут же отдернул руки, вновь потревожив мое чувство вины. — На кой, извини, хр*н, ты поперлась после этого в универ, зная, что встретишь там этого козла?.. И надо было на него сразу заяву накатать. Я не ответила. Отвернулась к окну, стараясь задавить вспыхнувшую в душе обиду. Умный, блин… Хотя, конечно, прав и суть претензий понять можно — знакомы без году неделя, а он из-за меня уже с разбитым лицом. А я теперь без работы, без денег. Будет чудо, если он меня вообще не попросит свалить с его жилплощади. А мне почему-то не хочется съезжать, действительно не хочется. В молчании мы добрались до дома. Я успокоилась, Хлебушек, кажется, тоже. На работу он, естественно, возвращаться сегодня не собирался — вот, и здесь у него из-за меня могут быть неприятности.
Похоже, я стала для Глеба персональным источником бед.
— Обедать будешь? — спросила я, прежде чем вспомнила, что в холодильнике шаром покати, а в магазин мы не заехали.