Я знал, что каждый звук мой — звук любви…

Боль грозных городов! Я грозно возглашаю:
Она изменит мир. Я это твердо знаю.
На голову убийц я кару призываю.

Они давно сорвали жадными руками

Листву дерев, надежный, верный кров над нами,
И наши души изнуряет злое пламя.
Дымятся кровью наши чистые фонтаны,

Дымятся кровью наши чистые фонтаны,

Поруган юный лес, осквернены поляны,
И не найти нигде веселой свиты Пана.

Теперь разбойниками стали наши дети,

Хохочут дерзко или гибнут на рассвете
В чужом краю. И челн стальной я вижу в Лете.

Теперь родили наши жены исполина,

Безглазую Войну, любя ее, как сына.
Колосья выжжены, опалена равнина.

Они и нам стократной гибелью грозили,

В темницах те, кто дерзко дал отпор их силе,
За то, что мы чело к свободе обратили.

И кости наших сыновей перемолола

Машина хищных войн. Хмельны от произвола,
Владыки пьют вино из черепов тяжелых.

За вековой стеной, в необоримом зное

Простерся древний город в мертвенном покое.
О город трупов, где поникло все живое…

О город солнечный на Тибре, о, докуда

Ты будешь ждать трубы архангельской, как чуда?
Твой мнимый Цезарь предал правду, как Иуда.

Мадрид, надежда бедняков и князь восстанья!

Отныне в рабстве ты, но не слышны рыданья.
В руинах ты, но враг страшится воздаянья.

Ночь баррикад неукротимых, ты жива

И, затаившись, смотришь гневным взором льва,
Как в час грозы, когда творил Делакруа.

Там, где всегда звучал победный клич литавр,

На Темзе слышен плач. Одеты жены в траур.
Слышны разрывы бомб. Вот-вот — и рухнет Тауэр.

Тебе и в тяжком сне все снятся месть и слава,

И звезды, как клинки, сияют величаво.
Враг, победив тебя, уже дрожит, Варшава.

Среда озер и пустырей — суровый бор.

Мой бедный город, ты поймешь ли свой позор?
В ручьях струится кровь, и видно дно озер.

Тебя я назову последней — и любимой,

Но не по имени: ты для меня незримой
Осталась и ночной мечтой неповторимой.[4]

В полночных грезах я стоял у мавзолея.

Гром площадь оглашал. Под древним оком Змея
Ты и не дрогнула, в бореньях не слабея.

Ты возникаешь, как гроза на горизонте.

Священен жребий твой для всех. Его не троньте!
Ты наступаешь вновь на необъятном фронте!

Да славится твоя борьба! Я возглашаю,

Что мощь твоя изменит мир. Я это знаю.
И посягнувших на тебя я проклинаю.

И сам я не страшусь смертельного удара.

Что значу я для вас — средь крови, среди жара?
Что значу я для вас? Я — крик, и я — фанфара!

1942 г.

Баллада о Госпоже Надежде