Я зомбяша

Где я нахожусь? Что со мной? Последнее, что я помнила — как Артур пустил из своего жезла поток магии в мое тело… Отчего я видела его сверху? Где сейчас Алекис и все остальные? Я у Ульфрина в отделении?

Забившись в истерике, скосила глаза и увидела, что в помещение вошла девушка в белом костюме, медицинской шапочке и маске.

— Тише! — проговорила она. — Все хорошо!

Я не видела, что она делала с приборами, в голове метались обрывочные мысли, основными были — где я и что со мной. Неужели я вернулась в свое тело? Или все, что было — мой бред? Я была в коме?

— Сейчас уберу трубочку! — проговорила она, склонившись надо мной. — Язык вперед!

Едва из горла вытащили длинную пластиковую фиговину, я закашлялась так, что слезы потекли, потом откинулась на подушку, тяжело и со свистом втягивая воздух. Легкие горели огнем, каждый вдох давался с трудом, мне тут же нацепили маску на нос. Стало полегче. Раздышавшись, попыталась спросить, что со мной, но из горла вырвался только хрип. Вот же ирония! Будучи зомби, я не могла разговаривать поначалу, вернувшись в свое, похоже, тело, опять не могу говорить.

Может, мне только приснилось все?

— Я реаниматолог. Ваш лечащий врач — нейрохирург, он подойдет, все вам расскажет, — девушка ободряюще погладила меня по руке. — Сейчас отдыхайте.

Но отдохнуть не получилось. Сначала пришли две девочки, которые, откинув простыню, стянули с меня памперс — стыд-то какой! — отмыли мой зад до скрипа, после чего принялись негромко переговариваться, решая, надевать еще раз или нет, ведь я уже пришла в себя.

— Нет! — прохрипела раздраженно.

Мне сменили постель, ворочая туда-сюда, после чего я почувствовала себя лучше. Ненадолго осталась одна. Лежала, рассматривая белый потолок. Хотелось плакать. Неужели та некромантская реальность оказалась всего-навсего бредом? Я придумала себе тот мир? Интересно, а маме сказали, что я пришла в себя?

Вскоре явился мой врач — высокий худощавый мужчина средних лет. Он посмотрел на приборы, внимательно осмотрел меня, водя молоточком перед лицом и прося следить за ним глазами, потом потрогал руки и ноги, пощекотал пятки, отчего я дернула ногой и обрадовалась — могу шевелиться!

— Прогресс значительный, — сообщил, наконец, доктор. — Две недели в коме, конечно, бесследно не пройдут, но со временем все восстановится. Повезло вам, автобус тот всмятку был, в него грузовик въехал. Травма мозга, конечно, тяжелая, но молодые быстро восстанавливаются.

— Мама! — прохрипела я вопросительно.

— Как только переведем вас в отделение, сразу придет к вам, — заверил доктор. — В реанимацию мы пускаем только в крайних случаях.

Он ушел, а я лежала, осознавая весь ужас произошедшего. Мне было интересно, выжил ли кто-то еще в автобусе, но спросить пока не могла. Травма мозга! От этого было горько. Как ни печально осознавать, но, похоже, вся моя зомбяшная жизнь оказалась просто плодом воображения. Живи теперь с этим, как говорится.

Я тупо уставилась на потолок, глотая слезы. Если все действительно так, то мне остается только вспоминать свои приключения, добрую Фрею, брутального Артура, трусоватого Никки и… Алекиса. Больше всего я сожалела, что и он оказался плодом моего воображения. Или болезненной иллюзией.

Память тут же нарисовала короля. Он улыбнулся мне, словно был здесь, отчего ямочка на подбородке обозначилась четче, упрямый вихор упал на лоб, придав мальчишеский и залихватский вид мужчине, а потом я открыла глаза. Нет, не буду думать об этом. Я хочу выздороветь и выйти из больницы, а предаваться унынию смогу и позже, когда окончательно поправлюсь. Забуду ли это свое приключение? Однозначный ответ — нет!

Как бы мне ни хотелось выйти отсюда побыстрее, но восстановление затянулось надолго. Проведя еще несколько дней в реанимации, я была готова откусить головы всем, кто меня раздражал. Это были и медсестры, и врачи, бесконечной круговертью являющиеся то посмотреть на приборы, то спросить, как дела. Мне хотелось их послать простым русским словом из трех букв, но мама учила не выражаться. И я терпела, как могла. Мужественно выносила все процедуры, а пока была одна, старалась делать гимнастику, двигая ногами и руками, пока не выдыхалась. Любые движения поначалу приносили такую страшную слабость, что сил оставалось только моргать. Но я не сдавалась. Я должна выйти отсюда своими ногами, а не в инвалидном кресле! Тем более, что врач сказал, что спинной мозг не поврежден, а перелом черепа на такой молодой девчонке заживет без последствий. И я усиленно старалась выздоравливать.

После перевода в палату стало только хуже. Мне разрешили вставать, и теперь мама, словно квочка-наседка с утра до вечера кудахтала вокруг меня, окружив удушающей заботой и тройной любовью. Она взяла отпуск, чтобы неотрывно находиться при любимой дочери, и теперь 24/7 была рядом. А мне хотелось одиночества. Я мечтала остаться наедине со своими воспоминаниями, которые сейчас казались более реальными, чем настоящая жизнь.