– Да погоди ты, – остановил его один из молодых, не принимавший участия в разговоре, – что перед ним распинаться? Да тот ли самый этот Как-Бишь-Его-Там-Шоррен?
– Тот, – говоривший ловко схватил парня за запястье, перевернул ладонью вверх. Поперек линий шла тонкая линия разреза. Шрам давно зажил, но в том месте, где он пересекал все эти Линии Жизни, Линии Ума, Линии Сердца и прочую хиромантическую дребедень, остались белесые утолщения, которые легко можно прощупать, проведя по ним пальцем.
– Вот здесь ему распороли руку до самой кости, а он не пикнул, продолжая делать свое дело, как ни в чем не бывало, – пояснил говоривший. – Док хотел залить порез коллоидом, но малыш Шоррен отказался и…
– Не называй меня малышом, – негромко буркнул тот, отводя взгляд. Желание врезать кому-нибудь выросло настолько, что даже смотреть на людей из своего прошлого было невыносимо.
– А как тогда звать? Рыжиком? Это бесило тебя еще больше…
– Теперь я курсант Шоррен Ганн, – выдавил он.
– Курсаа-ант? – собеседники только сейчас, кажется, рассмотрели его форменную куртку и нашивки на ней. – Демоны раздери, а я-то думал, ты это нарочно, для отвода глаз?
– Ты слишком много думаешь, Мирк, – огрызнулся старший. – Вредно для здоровья, знаешь ли… Что, правда, курсант? Не брешешь?
– Нет, сержант, – Шоррен решился и в упор взглянул на собеседника.
– Ха! – серо-багровое с оливковыми пятнами на щеках – сержант был из другого мира, отличаясь от прочих цветом кожи и формой носа. – Не у тебя одного в жизни большие перемены. Называй меня капитаном, курсант Шоррен Ганн. Капитан… хм… – он понизил голос и произнес одними губами, слегка повернув голову так, чтобы наверняка избежать зоркого взгляда камеры: – Капитан Бодяга. Слыхал?
– Нет, – Шоррен выдержал его взгляд. – Откуда?
– Оно и видно. Где ты пропадал все это время? Мы думали, тебя на рудники загнали…
Шоррен качнул головой. Рассказывать про Гудзон не хотелось. Ему тогда крупно повезло. Многие его сокамерники испугались самого словосочетания «валить лес», поскольку для большинства непонятным было именно второе слово. Он согласился просто потому, что заколебались остальные.
– Мне удалось ускользнуть…
– И, видимо, удачно? На кого учишься? Десантура или…
– Интергалакпол.
Шоррен чуть ли не по слогам выговорил это слово и внутренне сжался, загадав – если собеседники отшатнутся от него, испугаются или разозлятся, значит, от прошлого действительно можно убежать, скрыться, порвав все связи. И тогда ему ничего не остается, как принять свою судьбу и доказать…
Замешательство длилось недолго. Потом бывший сержант, а теперь капитан Бодяга – кстати, когда-то вместе со званием сержанта он носил другое имя, Дюк, – натянуто рассмеялся и хлопнул парня по плечу.
– Удивил! – воскликнул он. – Право слово, удивил! А я-то думал, что меня уже ничего удивить не в состоянии… Ты молодец, Шоррен! Ловко устроился. Я даже не буду расспрашивать, как тебе это удалось!
– А я не буду рассказывать, – в тон ответил тот.
– И правильно сделаешь, – в разговор включился Мирк. – Жизнь – такая штука… сам знаешь… Но встречу надо отметить! Ты как?
– Жетоны кончились, – повторил Шоррен. – И я все равно собирался уходить. У меня увольнительное заканчивается через три часа…
– Да, – Мирк подмигнул остальным, – увольнительное – это святое, тем более в полиции. Небось, по струночке ходишь, дышишь через раз, чтоб подольше продержаться… сколько ты уже там? – он кивнул на нашивки курсанта.
– Почти семь месяцев. Первого числа будет как раз ровно семь…
– Понятно. А когда тут первое число**?
(** На каждой планете свой календарь и свое время, так что звездопроходцы давно уже различают время планетарное, время местное и время звездное. Прим.авт.)
– Через трое… почти через четверо суток…
И эту дату он, скорее всего, встретит на гауптвахте. В лучшем случае. А в худшем – в камере предварительного заключения, ожидая рассмотрения своего дела и вынесения приговора.
– Понятно. А выпуск когда?
– Еще через три месяца…
– Долговато ждать, – Мирк переглянулся с остальными, задержал взгляд на капитане, и тот ответил кивком. Шоррен заметил этот обмен взглядами, прекрасно понял его значение и затосковал. Прошлое, от которого он стремился убежать, от которого рвался, напрягая все силы, внезапно и подло атаковало сбоку, выскочив из засады. Он ощутил себя зверем, обложенным охотниками во время облавы. На Гудзоне случалось охотиться на мелких травоядных ящеров, названных гудозаврами. Объединившись с соседними бригадами, они гнали небольшое стадо в ловушку и потом методично избивали попавших в нее животных. Сейчас он чувствовал одним таким гудозавром, усталым, загнанным, напуганным…
И разозленным. А когда гудозавр злится, он перестает быть мирным травоядным и превращается в машину для убийств.
Глава 1.