Ябеда

— Семьи слишком обеспеченные — так будет точнее. Вы поранились. — Эдам хмурится, а я дергаюсь, будто он сейчас притронется к моему лицу, и отступаю на шаг.

Директор звенит ложечкой по чашке, избавляя меня от необходимости отвечать. Однако Эдам и не думает отводить глаза.

— Пустяки. Просто ссадина, — шепчу я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы послушать главу школы.

В нескольких словах директор наставляет нас, напоминает об ответственности перед ученицами Роклифф-Холла (в количестве трехсот пятидесяти семи человек) и предлагает вознести молитву за еще один благополучный учебный год. Все склоняют головы, а я нет. Я смаргиваю горячие слезы. Знаю по опыту: молитвы не помогают.

Девочки появились около семи — разноголосый гомон и горы вещей. Из маленького зарешеченного окошка своей комнаты я наблюдала за чередой автомобилей на подъездной аллее. От моего дыхания старое стекло запотело. Прибывшие в дорогих экипажах родители сдавали детей после долгого летнего общения в школу — и отправлялись восвояси, порой лишь небрежно махнув на прощанье рукой. А у меня сжималось горло.

— Сильвия, можно я быстренько позвоню? — Мы разводили девочек по спальням и помогали новеньким.

Она отпустила меня взмахом руки:

— Пулей!

Я полетела в глубь коридора, где раньше заметила телефон-автомат, мобильника у меня не было. Девчачий галдеж сюда почти не долетал. На стене под пластиковым козырьком красовались имена и телефоны вперемешку с рисунками, выполненными лаком для ногтей и белой мазилкой для исправления ошибок.

Я выудила из кармана пятьдесят пенсов, опустила в прорезь и несколько минут вслушивалась в длинные гудки, затем дала отбой. Монета выпала. Не вешая трубку, я набрала номер без денег, на всякий случай.

— Все в порядке, мисс Джерард?

Проходивший мимо директор замедлил шаг. В тусклом свете его лицо казалось вырезанным из куска старого дерева. Вздрогнув, я сунула монетку в карман.

— Да, спасибо.

Но он уже шагал дальше.

На следующее утро за завтраком Эдам садится рядом со мной, остальные места за длинным общим столом заняты. Кивком здоровается со мной и со всеми, открывает ноутбук и принимается барабанить по клавиатуре, периодически впиваясь зубами в намазанный джемом тост. Затем просит женщину, которую я пока не знаю, передать чайник.

— Ну, как прошла первая ночь? — Эдам отрывает взгляд от экрана. Похоже, думать, печатать, есть и говорить одновременно — дело для него нехитрое.

Остальные коллеги ограничились лаконичным «здравствуйте» в мой адрес.

— Будили всего четыре раза. Три раза — горючие слезы, один раз рвота. — Я делаю большой глоток кофе.

Тост застывает на полпути ко рту Эдама, историк кладет его на тарелку и минуту-другую стучит по клавишам. Что там у него на экране, мне не видно. Лучи солнца, проникая сквозь мозаичные окна, подсвечивают его волосы радужными бликами.

— Не повезло, — замечает он, будто и не было никакой паузы.

— Да ничего страшного, — уклончиво отзываюсь я. По правде говоря, я так и так вряд ли заснула бы.

— Ну-с. — Эдам захлопывает ноутбук, берет чашку и поворачивается ко мне. — Что вам приготовил первый день в Роклиффе?

Хоть бы уж звонок прозвенел и разогнал всех по классам. Однако его акцент почему-то не дает мне покоя, никак не могу распознать.

— Надо посмотреть, все ли вещи девочки распаковали. Потом кровати, грязная одежда, косметика, фантики, салфетки и прочий девчачий хлам. Еще нужно проверить, нет ли наркотиков, разобрать потерянные в прошлом году вещи, проконтролировать, чтобы все пообедали — у меня есть список малоежек. Затем собрание обслуживающего персонала по поводу стирки и…

— Ясно, ясно! — смеется Эдам. — Вы определенно эксперт по этой части. Где, говорите, раньше работали?

Общий говор в столовой внезапно смолкает, словно ответ интересует всех.

— Фрэнки, вам нехорошо? — хмурится Эдам.

Я мотаю головой. В столовой снова поднимается гул.

— Голова что-то закружилась. (Так и есть.) Но уже прошло.

Я не хочу быть невежливой, но мечтаю, чтобы он ушел и занялся своими уроками, а я — своими делами.

Эдам по очереди перекидывает ноги через школьную скамью, со стуком ставит чашку на тарелку: до него дошло.

— Бог даст, еще увидимся. — Смерив меня взглядом, он направляется к двери, и спустя мгновение звенит звонок.

Я сижу неподвижно, а вокруг стучат по деревянному полу десятки каблуков, звук этот пробирает до мозга костей, воскрешает память. Суматошный топот учителей и школьников, переполох, которым строго по расписанию начинается каждый новый день, сотни юных жизней, которые кроят в этом здании, — все отбрасывает меня на целую жизнь назад. Туда, куда я не предполагала возвращаться.

Глава 5

Нина растушевала у Джози под глазом карандашную линию. Джози сердито зыркнула на мать:

— Хватит, а то опоздаю.

— Сейчас, только веки остались. — Нина глянула поверх очков и наложила дочке мерцающие тени. Потом поцеловала Джози в лоб. — Красавица!

— Ничего подобного!

Джози не кокетничала, она терпеть не могла комплиментов своей внешности.

— Иди, веселись, и чтоб никакого…

— …алкоголя, наркотиков и секса, так?